– Там! – сказала Маша, указывая на кресло равнодушным кивком головы.
Она хмурилась и кусала губы.
Китайгородцев споро разобрал залежи папок, лежащих вразброс рукописей и старых журналов. Фотографии были сложены в конверты без каких-либо надписей. Мешанина снимков. Не на всех Марецкий, но почти сразу Китайгородцев определил, что многое здесь представляет интерес – даже если на фотографии не было самого композитора, в кадре оказывались люди, в тот день и час находившиеся рядом с ним – на презентации, пикнике, концерте новомодной поп-звезды. Бесценные свидетельства из жизни Марецкого и его окружения на протяжении нескольких последних месяцев.
Перебирая снимки, Китайгородцев вдруг обнаружил, что готов увидеть на них и себя, хотя сделаны они были раньше, чем он в первый раз появился рядом с Марецким. Просто все было слишком узнаваемо и знакомо: все так же много вина, много красивых женщин. Жизнь как непрекращающийся праздник, на который допущены лишь избранные. Карнавал для небожителей.
Китайгородцев узнавал тех, кто был ему знаком лично или заочно. Кого-то он видел по телевизору, с кем-то сталкивался непосредственно, сопровождая своего подопечного по увеселительным заведениям Москвы.
– Ты делала эти снимки по заказу Марецкого? Или по собственной инициативе?
– По заказу.
– По чьему заказу? Марецкого?
Китайгородцеву не нужны были общие ответы. Ответы, за которыми можно спрятаться.
– Да.
– А как он формулировал свой заказ?
– Я вас не понимаю, – зло сказала Маша. – Вы от Марецкого пришли? Или сами от себя?
– От Марецкого, – успокоил собеседницу Китайгородцев.
– В таком случае у него и спрашивайте.
В коридоре раздался звонок. Он был ожидаем, но Маша все равно вздрогнула, Китайгородцев это заметил.
– Сиди тихо, – посоветовал он девушке. – Помни, о чем мы с тобой договорились.
А Костюков встал из-за компьютера и переместился к двери.
Открывать пошел Китайгородцев. Посмотрел в дверной «глазок». На лестничной площадке переминался с ноги на ногу какой-то парень, лицо которого показалось Китайгородцеву знакомым.
Китайгородцев распахнул дверь. На пороге стоял Дима, ресторанный певец, которому композитор Марецкий за штуку баксов продал песню. Увидев Китайгородцева, Дима пробормотал растерянное «здрасьте» и даже, казалось, засомневался в целесообразности своего прихода. Китайгородцев не стал развеивать его сомнения. Дима был сейчас не нужен, потому что с Мостовой еще не закончили. Китайгородцев переступил через порог и плотно прикрыл за собой дверь. Увидев Диму, он испытал странное облегчение. Потому что с этим парнем не должно было возникнуть никаких проблем. Но Китайгородцев не думал, что Маша и Дима знакомы друг с другом и у них могут быть какие-то общие дела.
* * *
Телохранитель Китайгородцев:
Первый контакт… Где я его увидел впервые?.. В ресторане… Марецкий приехал туда пообедать… Дима возился с аппаратурой… И к Марецкому он подошел, когда уже приехали музыканты… Друзья Марецкого… Было весело… Дима заинтересовался… До того он Марецкого не знал… Стопроцентно… Маша… Машу пригласил сам Марецкий… Позвонил ей… Долго рассказывал, где этот ресторан находится… Она там оказалась впервые… Значит, не из старых ее знакомых… Прежде она Диму не знала… В тот день они и познакомились?..
* * *
– Не ожидал тут тебя увидеть, – сообщил Китайгородцев.
По взгляду Димы он догадался, что тот и подавно не рассчитывал на встречу. Кажется, парня совсем не обрадовало присутствие здесь телохранителя Марецкого. Даже растерялся, бедняга.
– Давно ты знаешь Машу?
– Н-нет.
Ну вот, даже заикаться начал. Раньше за ним такого, помнится, не водилось.
– А чего ты заикаешься? – спросил Китайгородцев. – Перетрусил?
– Нет!
– Для чего ты шел к Маше? – быстро и напористо спросил Китайгородцев.
Дима замешкался. Что-то было в этом его замешательстве. Неуверенность. Досада на себя. Страх. Страх был, это точно. Он испугался Китайгородцева с первой же секунды, едва увидел его на пороге Машиной квартиры. В другой ситуации он бы просто послал бесцеремонно любопытствующего Китайгородцева к черту. Но не сейчас. Потому что испугался. Так пугаются дети, которых взрослые застали в момент совершения каких-то нехороших, безусловно наказуемых поступков.
– Ну! – поторопил его Китайгородцев с видом человека, которому и так все давно уже известно – просто решил проверить собеседника на вшивость: соврет или не соврет.
– Мы договаривались, – пробормотал бедный Дима.
– Я понимаю, – кивнул Китайгородцев. – Но что у тебя с ней за дела?
– Это вас не касается, – сказал дерзко Дима.
То есть он думал, что дерзит, – на самом деле Дима отчаянно трусил и выглядел довольно бледно. Китайгородцев взял его за ворот рубашки и хорошенько тряхнул. Димина голова выписала в воздухе замысловатую траекторию и впечаталась в стенку. Звук был такой, как будто по стене ударили березовым поленом.
– Ты чего мне зубы заговариваешь? – спросил Китайгородцев, недобро щурясь. – Ты чего к Машке приперся? Что ты тут забыл? Тебе в период полового созревания папа с мамой не объясняли, что кто девушку ужинает, тот ее и танцует? А?
Вот теперь Дима наконец начал понимать. Он нарвался на Машкиного хахаля. Откуда же ему было знать, что у Марии с этим костоломом любовь и прочие непристойности!
Дима заглотнул предложенную Китайгородцевым наживку и сделал ожидаемый шаг в направлении готовой вот-вот захлопнуться ловушки:
– Вы не так поняли, – пробормотал он. – Я по делу…
Ловушка захлопнулась.
– По какому делу? – быстро спросил Китайгородцев.
– Она попросила…
– О чем?
– Прийти…
– Для чего?
Дима уже понял, что ему так просто не отделаться от этого напористого парня с недобрым взглядом.
– Чтоб я рассказал, – пробормотал Дима.
– О чем?
Китайгородцев еще раз тряхнул своего собеседника. Снова звук ударившегося о бетонную стену полена.
– Она хотела узнать про эту историю… Как Марецкий собирается продюсировать, в смысле… Как он обещал…
– Тебе обещал?
– Ну да!
– Эта история с песней за тысячу долларов? Так что тебе не нравится?
– Мне там все нравится! – испугался Дима.
– А зачем в таком случае прибежал стучать?
– Я же не стучать! – еще больше испугался Дима. – Я рассказать просто… Как просили… Как Мария просила…
