Гридина. Как же странно устроена человеческая психика: быстрая победа узбека задвинула воспоминания о Костином бое в какой-то совсем дальний ящик сознания, будто он произошел год или больше назад — ярко вспыхнула надежда на благоприятный исход лично для него. А гибель Женьки, случившаяся несколько минут назад, в свою очередь, заслонила все, что было раньше, и отозвалась в груди щемящим чувством отчаяния.
Леньку втолкнули в ринг. Он по инерции прошел до конца площадки и остановился, когда дальше идти стало некуда. В ногах чувствовалась дрожь, перед глазами плыли ячеи сетки и неразборчивые лица за ними, напоминающие некие размазанные пятнистые символы на полотне неумелого художника.
Рык бесхвостой черной пантеры. Резкий поворот навстречу. Алебастр клыков на фоне летящей смоляной морды. Ленька инстинктивно закрылся левой. Адская боль в руке. Спина врезалась в сетку. Удар правой сверху вниз по впившимся зубам. Вместе с клочьями рубахи и мяса собака отлетает. Боль молотом бьет по сознанию. Гибель брата, смерть Женьки, собственная, от которой на волосок, опаляют неистовым вихрем адреналиновой бури. На арене с истоптанной, скользкой от крови и дождя травой застыли два зверя. Четвероногий ринулся в новую атаку. Костяшки пальцев двуногого окровавились о короткие штыки, торчащие из ужасной пасти. Еще один наскок. Рабица, в которую вдавился Ленька, спружинила под локтем, помешав размахнуться, и он просто выбросил обе руки вперед. Лоб Хивы ударился в ладонь, ее верхняя челюсть проскочила в кольцо, образованное свисающей с левого запястья цепочкой, и зубы, не достигнув горла, ухватили складку на груди. Гридин сжал кисть на загривке поневоле взнузданной собаки.
Почувствовав во рту металл, Хива рванулась назад. Ленька захвата не ослабил, напротив, его пальцы онемели от напряжения, больше похожего на судорогу, и разжать их сейчас без орудия типа монтировки, возможно, не смог бы никто.
На ринге начался невообразимый танец: крупная агатового цвета собака металась из стороны в сторону, пытаясь освободиться, человек, держась вытянутыми руками за шерсть на загривке, совершал перед ней дикие па в стремлении удержаться на ногах. Конечно, в выносливости Ленька уступал противнице, но та прикладывала вдвое больше усилий, желая сбросить железную узду. А человеку надо было всего лишь не упасть и не согнуть рук, чтобы не дать зубам добраться до своей плоти. Чем-то картинка смахивала на нелепое родео. Смертельное родео.
Зрители едва не визжали от восторга — одобряли. Представление нравилось.
Хиве все-таки удалось свалить Леньку — он поскользнулся на очередном вираже, но руки его остались прямыми. Собака попыталась вцепиться в ногу, однако челюсти не могли до конца сжаться из-за цепочки, застрявшей на гребешках коренных зубов, и ей оставалось только рвать клыками доступные места. Недолго. Гридину удалось встать на колени. Хива метнулась в сторону, изменила направление и точно юный жеребенок, вскидывая то задом, то передом, понеслась по кругу. Ленька на широко расставленных коленях вертелся за ней как волчок. После нескольких кругов собака остановилась в растерянности. Захват, в который она попала, не ослабевал ни на йоту, достать врага было невозможно. Ребра Хивы тяжело поднимались и опускались, по краям пасти выступила розовая пена. Ленька смутно видел удерживаемую им тварь, пот ел глаза, но о том, чтобы вытереть его, не было и мысли. Бойцы выглядели крайне измотанными, и казались уже ни на что не способными.
— Ну что, похоже, дело движется к ничьей, Аркадий Николаевич? — угодливо спросил Портнов.
— Тебя бы сейчас туда, — скрипнул Заседин, и переадресовал вопрос, — как считаешь, Джафар?
— Наверное, уважаемый, не знаю, что сказать даже…
— Что будем делать шеф? — не отставал провинившийся, уловивший перелом в отношении к нему начальства.
— Думаю, то, что ты предложил.
— Обоих в расход?
— Ну…
Портнов кивком подозвал боевика с коротким автоматом.
— Помоги им.
— Кому?
— Им обоим. Они нарушают правила. Ты ведь знаешь, что ничьи запрещены?
— Ну… слыхал, да…
— Так помоги…
— Как это?
— Своей погремухой, дубина!
— Не въехал…
— Балда…
— А-а… и пацана, и собаку что ли замочить?
— Тебе что, пять раз повторять надо, пока въедешь?
— Больше не надо! Ща я их, в легкую!
Тем временем Гридин поднялся на ноги, и пляска возобновилась. В ней уже не было прежней страсти, движения партнеров стали тяжеловатыми. Лишь изредка борьба вспыхивала с прежним пылом, но он тут же гас. Хива устала, устала больше от невозможности реализовать душащую ее ярость, а из ран на теле Леньки текла, отнимая силы кровь.
Автоматчик подошел к дверце, ведущей в ринг, и посмотрел на Портнова.
— Погоди, у нее еще возможно есть шанс, — сказал Заседин.
Портнов отрицательно махнул рукой.
Окончательно потеряв терпение, Хива, уподобившись быку, наклонила голову и поперла вперед. Гридину пришлось отступить. Он оглянулся и скорректировал курс на нечетко различимый угловой столб, а когда до него осталось не больше метра, отскочил в сторону и дернул собаку вперед. Морда с размаху врезалась в шероховатый металл. Раздался визг, смешанный с воем.
Хиве не повезло — в том месте, куда она приложилась, торчал конец проволоки: здесь сетка фиксировалась к столбу наскоро сделанной закруткой. Оглушенная болью собака отпрянула назад с такой бешеной энергией, что снесла Леньку и свалилась на него. И вместо того, чтобы наброситься на человека, вскочила, едва не вырвав ему руки, наклонила голову набок и стала тереться о землю. Лишь тогда Гридин заметил кровяные сгустки, вытекающие из опустевшей левой глазницы.
Однако Хива справилась с шоком и, собрав последние силы, вновь прыгнула на противника. Человек упал на спину. Хрипящая пасть тянулась к подбородку. Но Ленька уже знал, что делать. Он достал подушечкой большого пальца здоровый глаз и изо всей силы надавил на него. С таким отчаянием, как сейчас, он никогда ничего в жизни не делал. Хива рванулась, царапая тупыми когтями руки, потащила Гридина по траве. Но большой палец преодолел упругое сопротивление. Под ним будто лопнул наполненный жидкостью пузырь, и палец ухнул в горячее и мокрое.
Рык, визг и вой ослепленной собаки перемешались в сумасшедшем вопле, лапы засучили по голове, тщась вытряхнуть мучительный стержень, пронзающий мозг. Челюсти сжались, послышался хруст крошащихся зубов.
И вместо боевика с автоматом в ринг вошел Тамерлан.
Невнятно бурча, великий собачий бог вытащил из-за голенища нож и даровал мечущейся в болевых спазмах Хиве покой.
Глава 2
В любом случае Мурад ушел бы после этого боя. Оставаться до конца представления слишком опасно — не верил он, что так
