она принимается играть.
— Мам, но кушать я тоже хочу.
— Поняла, — усмехаюсь и иду на кухню. Тимур приходит следом, ставит рядом какого — то зайца. На нем хорошо видно Аленку, как она играет. — Удобно.
— Это точно, — садится за стол, смотрит как открываю холодильник, как достаю кусок колбасы, яйца, сыр. Все тело под его взглядом напряжено, все мысли в разброс. Нужно рассказать ему все, да? Как — то объясниться, почему муж спокойно давший мне развод вдруг ведет себя столь неадекватно. Вступает в открытый конфликт, драку. Олег и драка. В голове не укладывается.
Руки дрожат, тело как струна, еще немного и потекут слезы. Мне так неудобно перед Тимуром. Я же понимаю, что ему хотелось развлечься, а не вот это вот все. И как мне выразить, насколько я благодарна за то, что приехал, за то, что к себе забрал. Дрожь охватывает при мысли, что Олег сейчас придет на квартиру и начнет пугать меня. Аленку. А тут… Тут так спокойно. Словно в замке на вершине горы.
— Оксана, — щелкает Тимур перед моим носом и вдруг сзади обнимает. Так крепко, что я вздохнуть могу с трудом. — Я бы тебя расслабил иначе, но у нас тут в двух шагах ребенок, так что ждем, когда спать ляжет, а сейчас я хочу самый вкусный минет в твоем исполнении.
— Омлет ты хотел сказать?
— И его тоже, — прикусывает кожу на шее, вызывая рой мурашек. Но зато понятно одно, несмотря на сегодняшний день он все еще меня хочет. С этим как — то проще жить. — Рассказывай.
— Да я сама не знаю, как так вышло, — говорю и готовлю. — Он сам ушел к своей начальнице. Даже переехал к ней. Ну тогда еще, когда мы…
— Начали трахаться. Дальше…
— Дальше он хотел переспать со мной, в тот вечер, но я не смогла.
— В тот вечер? Когда он ночевал у тебя?
— Да. Ничего не было. Мы поговорили. Нормально. Разве так бывает? Он даже сказал уехать, пока будет разбираться с матерью. Я и уехала. В бабуле своей. Жила там, доучивалась заочно. Потом он сказал, что квартиру мою освободили и я могу возвращаться.
— То есть ты тогда соврала?
— Ну… Я решила, что так лучше будет.
— Эм…. Я потом приезжал.
— Куда, — сердце как раненный зверь стонет. Неужели я тогда ошибку совершила?
— На квартиру, за тобой. Но там была женщина, свекровь полагаю, сказала, что все у вас с мужем хорошо и вы поехали в отпуск.
— Она… тоже соврала.
— Это я уже понял. Я так понял, что она ничего сыну рассказывать не стала, а потом все — таки рассказала и он понял, что может упустить тебя. Тем более, когда тут такой соперник.
Он даже в грудь себя бьет, а я хохочу как безумная.
— А ты соперник?
— А ты еще не поняла?
— Или тебе недостаточно, что я тебя привел в свой дом?
Я прикусываю губу, прекращая нарезать начинку омлета. Реветь хочется. Поверить трудно. В груди так горячо, словно полыхает огнем внутри все. Я обхожу столу и к Тимуру. Сама. Так хочется верить. Так хочется любить.
Он поднимает мое лицо к себе, целует влажным поцелуем. Его руки сразу вжимаются в мою задницу, тянут на себя, вдавливают в эрекцию, что с каждой секундой все тверже.
— Пиздец, как хочу тебя… — слышу пьяный шепот. Обхватываю его лицо, целую сама, глубоко, сильно, трусь об его живот, чувствую сквозь брюки его член. Господи, недавно же трахались, почему я снова мечтаю о том, как он поршнем будет меня таранить. Я нетерпеливо, уже не соображая, лежу в его тугие джинсы. Стонем в унисон, когда моя рука касается гладкой плоти.
— Бля, Оксан, я сейчас взорвусь…
— Мам! Скоро кушать?!
Слышу дочку и отхожу подальше, принимаюсь за готовку, стараясь не поднимать головы, делать вид, что ничего не произошло.
Наконец ставлю сковородку на плиту, заливаю омлет с начинкой. Закрываю крышкой. Простые действия отвлекают, но перед глазами все равно налитый кровью член Тимура. А руки так и дрожат от короткого касания.
Наконец ужин готов, и мы садимся. Достаю свой телефон. Он выключен, оказывается. А после включения он начинает дрожать от десятков пропущенных звонков.
— Зря включила, — говорит Тимур и убирает омлет с волос Алены. — Завтра со всем разберемся.
Вздрагиваю, когда телефон оживает пропущенным звонком. Это соседка. Она часто сидит с Аленкой, когда мне по делам надо.
— Да, Галь?
— Тут к тебе бывший уже полчаса ломится. Тебя дома нет?
— Нет, я… Нет меня. Не разговаривай с ним. Он не в адеквате.
— Может ему скорую вызвать, он весь в крови.
— В крови? — смотрю на Тимура, а он отворачивается и предлагает Аленке покормить ее. Та с радостью. — Да, вызови конечно. Спасибо тебе.
— Давай, на связи.
— Ну что ты смотришь, я же не убил его. А знаешь, как хотелось.
— Хорошо, что в тюрьму хотелось меньше, — Алена показывает пустую тарелку и я с улыбкой даю ей тарелку с печеньками, что нашла на полочке. — А ту, что тут убирается ты тоже обучаешь разным интимным премудростям.
Тимур скалится.
— Окстись, Оксан, ей пятьдесят четыре года. Премудрости. Интимные. Ты как завернешь. Иди, укладывай дочь, пока я буду осваивать премудрости мытья посуды, чтобы у тебя оставались силы на интимные.
— Ну хорош, а!
— Премудрости…. — все еще ржет он, а я иду мыть Аленку, укладывать в постель. Долго с ней лежу, в какой — то момент засыпаю. Просыпаюсь от того, что лечу по воздуху. Вздрагиваю, когда понимаю, что Тимур несет меня…. На руках.
— Ты… что…
— А ты надеялась, заснешь и я тебя не трону… — усмехается он, подхватывая меня удобнее. Приносит в спальню, большую часть которой занимает огромная кровать. У меня от одного ее вида пальцы на ногах поджимаются, во рту пересыхает.
— Тимур, — шепчу ему в шею, обнимая руками, поглаживая.
Он опускает меня на кровать, снимает с себя футболку и сдергивает штаны спортивные. Я ахаю, когда из них выпрыгивает его змей уже в полной боевой готовности. Торопливо снимаю с себя штаны и рубашку, оставаясь в одном нижнем белье.
Сон как рукой снимает, во рту тут же скапливается сладкая слюна, а я лишь слежу как головка качается из стороны в сторону как маятник.
— Оксан, не дразни взглядом, я уже на грани, — шепчет он, а я тут же переворачиваюсь на живот и подползаю к желанной игрушке. Пальцами обхватываю толщину, чувствую, как она пульсирует, как напрягаются тугими канатами вены. Облизываю губы, поднимаю глаза, смотря
