Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
И пусть Рене не поняла ни слова из сказанного, но голос доктора Ланга сочился таким ядом самодовольства, что захотелось кричать.
Глава 6
Осень в Канаде по праву считалась самым подходящим временем года, чтобы навсегда влюбиться в эту страну. К октябрю яркость листвы достигала своего апогея и вспыхивала посреди каменных улиц на красных сахарных клёнах. Тогда же заканчивались затяжные дожди, и чистое небо сливалось с трепещущими на ветру флагами. Белые лилии и белые облака, синее поле и синее небо. Осень пахла прогретой брусчаткой, ладаном из десятков церквей, а ещё медовой поливкой с горячего бэйгла. Однако всё это – красоты старого Монреаля, деловая суета подземного города и даже домашняя круговерть – проходило где-то вдали от Рене.
Две недели, что последовали за великим исходом из пропахшего рвотой «отстойника», обернулись настоящим кошмаром. Ланг исполнил угрозу и не пускал Рене на операции, вместо этого устроив «позорные чтения» того самого справочника. Теперь каждое утро по мановению его бледной руки Рене вставала посреди ординаторской и зачитывала никому не нужные главы. Это было до слёз унизительно, но никто не стал возражать. И уж, тем более, ни один из коллег не попытался вступиться за резидента. Зачем? Да, доктора Энтони Ланга здесь действительно не любили, но она, кажется, умудрилась выйти на новый уровень неприязни. К тому же само поведение главы отделения лишь дало шутникам свободу для издевательств, чем те и воспользовались. Именно потому на двери её шкафчика появилась грубая надпись «ШЛЮХА», а внутри Рене каждый день находила записки. Их содержание, хоть она их и не читала, было каждому очевидно.
Ну а Ланг будто не понимал, как Рене нужна практика. Он забрал у неё всё: дежурства, исследования, операции, а вместо этого выдал три ящика чьих-то старых болезней и заставил сделать конспект каждого случая. Это были сотни пыльных страниц, которые она листала часами. Восхитительная коллекция чужих промахов и найденных к ним решений, над которыми Рене размышляла не одну бессонную ночь. Но это было не то! И чем ближе становились отчётные тесты, на которые предстояло ещё найти где-то денег, тем больше Рене понимала, что её ждало отчисление. Ибо где это видано, чтобы стажёр последнего года проводил сутки над никому не нужной бумагой. Нет, порой там встречались любопытные ситуации, и тогда, подперев кулаком голову, Рене допоздна с интересом читала, анализировала чьи-то ошибки, восхищалась или ужасалась вердиктам. Но, на самом деле, ей хотелось другого. Быть там, по другую сторону пространства и времени, когда решались все эти восхитительные, нестандартные случаи. Однако вместо этого Рене штудировала старые документы, потому что, то ли из вредности, то ли из мести, Ланг постоянно устраивал допрос по прочитанному.
В первые дни она не обратила на это внимания. Слишком уж хотелось исчезнуть из переполненной комнаты и раствориться где-нибудь в коридорах. Однако вдруг посреди абзаца о технике обработки операционного поля, глава отделения поднял голову, пристально посмотрел на споткнувшуюся от неожиданности на полуслове Рене и задал вопрос. Внезапный. Неуместный. То ли об инсулиновых дозах, то ли о контроле боли. Она от волнения не запомнила. Однако он спрашивал ещё и ещё, пока не добился нужного ему ответа, а после просто кивнул и без объяснений вновь уставился в свой телефон.
Зачем ему это нужно, Рене не представляла. Но на следующее утро всё повторилось, а потом и на следующее после следующего. В общем, Ланг спрашивал её постоянно. О видах швов, о грыжах, стенозах, которые упоминались в выданных документах, и, конечно же, о проклятых расслоённых аневризмах. Кажется, этот диагноз Ланг особенно невзлюбил и мучил им настолько часто, что Рене вызубрила его наизусть.
– Тактика хирурга при высокой непроходимости желчных протоков? – монотонно вещал он посреди её речи о технике мытье рук, и Рене опускала учебник.
– Насколько высокой?
– Как Аппалачи, – тянул мерзко Ланг, не отвлекаясь от телефона. – Или вы, мисс Роше, имели ввиду что-то другое?
По ординаторской тут же проходила волна лебезящих смешков, но один брошенный взгляд, и в комнате вновь становилось убийственно тихо. Рене знала, что своё молчание коллеги потом компенсируют злыми взглядами и разговорами в коридорах. В конце концов, она не раз слышала нарочито громкие обсуждения её платьев в «детский цветочек», «глупых вишенок» и, конечно же, шрама. Знал ли об этом Ланг? Возможно. Но продолжал спрашивать, а она отвечала. На этот и сотню других таких же внезапных вопросов. Поясняла, показывала, рисовала и один раз даже поспорила. Проиграла, конечно, – аргументацию и опыт доктора Ланга мог опровергнуть только конченый клинический идиот, но хотя бы попробовала.
Ценил ли её старания Ланг? Господи, разумеется, нет. Но день за днём Рене убеждала себя потерпеть. Во время позорных утренних чтений, или когда спала всего по четыре часа; когда тайком помогала студентам; когда дни напролёт разминала зудевшие пальцы; или когда каждое утро приходила чуть раньше, чтобы заварить крепкий кофе. Именно его обязательно наливал себе доктор Ланг, прежде чем отправиться в операционные, куда с риском быть пойманной тайком сбегала Рене, чтобы смотреть… смотреть… смотреть на работу наставника.
Так прошла неделя. Потом ещё одна… А затем ещё несколько дней, прежде чем та самая тёмненькая медсестра из педиатрии поймала её в больничном кафетерии. Рене сидела за заваленным бумагами столом и, позабыв обо всём, вчитывалась в очередной исторический эпикриз. Заковыристый. Едва ли этичный. В стоявшем рядом контейнере остывали разогретые, но так и нетронутые овощи, а стаканчик с невкусным кофе шатался на самом краю, готовый в любой момент рухнуть. Шумно усевшаяся на соседний стул Роузи Морен с опаской взглянула на творившийся перед Рене хаос.
– Я не понимаю, как ты до сих пор ходишь, – пробормотала она, а затем осторожно отодвинула в сторону разбросанные по столу документы и поставила тарелку с вяленым мясом. Хорошенько сдобрив его горчицей, Роузи отломила кусочек от сдобной булочки и заметила: – Ты скоро сама станешь морковкой – пожелтеешь и отрастишь на макушке зелень.
– М-м-м, – невнятно откликнулась Рене и перевернула очередную страницу.
– Эй, ты меня вообще слышишь? – С громким шлепком ладонь приземлилась на белые листы.
– Слишком много жиров вредят твоим сосудам, – проворчала Рене, пока осторожно вынимала из-под пятерни пострадавший листок.
– Всё с тобой ясно. – Раздался вздох.
Понаблюдав какое-то время, как Рене делала пометки в лежавшем рядом блокноте, Роузи демонстративно взяла нож, медленно разрезала травмированную булочку и потом долго укладывала туда пять кусков мяса. Но даже это осталось бы
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
