— Гм…
— Ты тоже так думаешь?
— Это сложный вопрос. Судя по тому, что я о тебе знаю, возможно, что твой отец и погиб. И я предполагаю, что если он погиб, то все так и было.
— Ладно. Я думал, ты попросишь меня об этом рассказать.
— …Я не стал бы тебя об этом просить. То есть, по-моему, невозможно узнать, что случилось с твоим отцом, но, если подумать… все могло произойти именно так, как ты описываешь.
— Да.
— Все это очень печально.
— Печально?
— А ты так не думаешь?
— Это смотря для кого. Печально для него, потому что он перед смертью сильно перепугался. Но…
— Но?..
— Не знаю. Тотою пару раз в неделю снится его мать, а она такая зараза! Ты когда-нибудь видел мать Тотоя?
— Нет.
— Вечно грязная, худющая, на лице десяток белых шрамов, и люди говорят, что у нее СПИД. Когда она умрет, то, скорее всего, попадет в ад, потому что пичкала наркотиками сестренку Тотоя, чтобы малышка выглядела больной. Однажды не рассчитала дозу, и та умерла. Кому же из нас лучше: мне или Тотою? Когда я смотрю на его мать, то думаю, что по крайней мере не увижу своего отца в таком состоянии. Он не валяется весь в дерьме где-нибудь под забором. В моей памяти он остался хорошим человеком, значит, он не в аду. Он в раю, и я когда-нибудь увижу его, если только не… В чем дело?
— …А что?
— Ты так на меня посмотрел… В чем дело?
— Разве я на тебя посмотрел?
— Ты посмотрел на меня как-то странно.
— Неужели?
— Да. Когда я сказал насчет рая и что снова встречусь с отцом.
— И что же в моем взгляде было… странного?
— Похоже, ты подумал, что я ошибаюсь.
— Насчет чего?
— Насчет того, что встречусь с ним снова.
— …Э…
— Ты думаешь, я ошибаюсь. Это видно по твоему лицу.
— …Нет.
— Нет? Тогда посмотри мне прямо в глаза и скажи: встречусь я с отцом в раю или нет?
— Ну…
— Почему ты не хочешь сказать?
— Не мне об этом говорить.
— Но ведь ты согласился со мной насчет того, как он мог погибнуть.
— Это разные вещи.
— Ничего больше не говори! И так ясно, о чем ты думаешь. Что-то я не пойму тебя, Фредо. Может, ты знаешь то, чего я не знаю?
— …И что же я такое могу знать?
— Выключи эту штуку. Мне что-то расхотелось играть в вопросы и ответы.
— Это не игра, Сенте. Я хочу, чтобы ты сам попытался ответить на свой вопрос. Так что же мне может быть известно?
— Я не уверен.
— Не спеши, подумай.
— Ты… ты думаешь, что я не встречусь с отцом в раю, а это значит, что либо я туда не попаду, либо…
— Сенте!
— Уже темнеет. Я сказал, что хочу закончить разговор до темноты. А сейчас уже темно.
— Тебе нужно найти Тотоя.
— Да, мне нужно его найти. Сегодня вечером мы идем за бесплатным супом. Мне надо спешить.
— Хорошо…
— Тогда дай мне, пожалуйста, деньги.
5
Альфредо вынул пленку из магнитофона, вставил ее в коробку и положил на пол. Его голове было мягко на ковре, левая нога упиралась в жесткий пластиковый плинтус, и бумаги с шуршанием разлетелись по полу, когда он раскинул руки.
Он подумал: извини, Сенте.
Извини. Этот разговор об аде застал меня врасплох. Я мог бы лучше ответить на твои вопросы.
Дело в том, что галактики разбегаются в разные стороны, как точки на шарике, когда его надуваешь. У атома водорода только один протон. В капле воды сотни миллионов атомов водорода, а галактики состоят из сотен миллионов звезд.
Девять планет вращаются вокруг нашей звезды. Мы не центр Солнечной системы, а Солнечная система совсем не центр нашей галактики, которая в свою очередь не является центром разбегающейся Вселенной.
Мать Тотоя не отправится в ад, потому что она уже там. Твой отец не в аду, потому что там никого нет. Но он и не в раю, потому что там тоже никого нет. Когда шайка бандитов гонится за тобой по незнакомым улицам или ты врезаешься со скоростью двести миль в мостовую, летя вниз с небоскреба Легаспи, — после этого не происходит ровным счетом ничего.
Что и требовалось доказать
1
Хибары в дальнем конце пустыря были слеплены из старых досок, кусков пластика и рифленого железа. Здесь мальчики полностью потеряли ориентацию. И только небо оставалось неизменным: мелькало у них над головами, когда они сворачивали то вправо, то влево — в проходы настолько узкие, что ребята едва протискивались в них своими далеко не широкими плечами.
Они пытались менять направление и тактику, считали повороты, чтобы выйти на открытый участок. Если дорога, выбранная Тотоем, приводила их слишком близко к опасному месту, Винсенте тут же решительно менял направление. А если, окончательно запутавшись, Винсенте принимался кружить на одном месте, инициатива переходила к Тотою.
Но что бы они ни делали, охота, казалось, шла повсюду: она пыхтела сзади, рычала впереди и со всего маху ударялась о стены лачуг. Со всех сторон, все ближе и ближе. В какой-то момент им показалось, что они выбрались, но вдруг метрах в двадцати-тридцати опять затрещали выстрелы. Тогда они повернули назад от того места, где слышалась стрельба, и явственно ощутили запах пороха.
Винсенте крепко ухватил Тотоя за рукав футболки. Тотой замедлил бег.
— Пора с этим кончать, — прошипел Винсенте, — а то нарвемся прямо на них. Если будем бежать, они нас подстрелят.
Голова Тотоя повернулась, словно стрелка компаса, и он прошептал:
— Ладно.
— Они будут стрелять по всему, что движется.
— Я бы сейчас забрался на стену. Мы были бы там в безопасности.
— Нет тут никакой стены. Нам просто нужно затаиться. Мы их не интересуем. Затаимся и пропустим их.
— Хочешь замереть на месте?
Винсенте кивнул.
— Стой спокойно, пускай себе бегут.
Им не пришлось долго ждать. Неожиданно появился человек. Он мчался, словно груженый лесовоз по ночной дороге, заполняя собой все пространство, и так же неожиданно исчез в темноте. Но только не впереди. Увлекаемый страхом, он провалился куда-то вниз в треске ломающихся досок.