хотелось согреться и взять хоть немного чужого света.
– С каждым днем я все больше понимаю, насколько слухи про тебя были преувеличением, – произнес он. – Говорили, будто ты чудовище, бездушная властолюбивая стерва и братоубийца…
– Не смей, – угрожающе процедила я и сжала кулаки. – Никогда не смей так говорить!
Фрид отодвинулся и сел полубоком. Взгляд огненным языком мазнул по моему лицу.
– Кажется, настало время поделиться, что же все-таки произошло.
Я повернулась к нему всем телом, невольно коснувшись грудью плеча. Света было мало, но я увидела, что он смотрит на меня – в глаза… и на губы.
– Это тебя не касается, южанин. Не лезь в душу своими грязными руками.
И на мгновение опешила от этих грубых слов. Будто их произнес кто-то другой. Фрид продолжал смотреть на меня, и взгляд – глубокий и тяжелый, пробирал до самого позвоночника. На мгновение стало больно от того, что он думал так же, как глупые сплетники и враги нашей семьи.
Так, срочно остановиться! Он и есть враг, об этом нельзя забывать. Но ночь в долине Анг была так тиха и волшебна, что позволила обмануться. Пусть и на краткий миг.
– Ты – закрытая книга, Фардана Ангабельд. Но тем больше хочется тебя прочесть.
Да что он делает, этот гад южный! Да он пьян, не иначе! Но хмелем от него не пахло, напротив, запах был приятным, и я, не удержавшись, глубоко вдохнула.
– Ты не должен так говорить. И смотреть так на меня не надо.
Я встала с камня, физически ощущая, как рвутся незримые нити, протянувшиеся между нами.
– Сам не хочешь ничего мне рассказывать?
– Давай дождемся завтрашнего дня, – он встал и приблизился, накрыв меня тенью от своей фигуры. – Обещаю, завтра ты все узнаешь. А пока не убегай, Фарди. Все равно не пущу.
– Никто не смеет мне приказывать, – ответила я сквозь зубы, чувствуя, как слабеет решимость.
Внутри рождалась странная потребность остаться и подчиниться. В этот момент я была какой-то слишком… женщиной.
– Я не приказываю. Я прошу.
Рука его потянулась к моему лицу, пальцы ласково заправили за ухо прядь волос. Я следила за ним, не отрывая взгляда. И вдруг по глазам ударил отблеск в далеком небе.
– Северный огонь, – произнес Фрид. – Не хочешь показать мне, на что еще способна твоя магия?
Тех немногих, кто обладал магией северного сияния, называли зимними ночными убийцами. В отличие от льда, северный огонь не оставлял следов – убивал чисто и мгновенно.
Чувствуя, как сила струится по жилам и заполняет меня, как хрустальный сосуд, я вытянула руки ладонями вверх. От них отделились, сияя бирюзой и зеленью, две сферы – медленно поднялись вверх и рассыпались искрами.
Я не собиралась поддаваться на провокации южанина, просто захотелось сделать что-то красивое. Раньше я могла создавать удивительные иллюзии, но смерть близнеца что-то во мне сломала, и вместо сказочных животных, призрачных дворцов и сияющих цветов получались только клинки, сети и все то, что способно лишь убивать.
И удивительно, и страшно, что рядом с этим человеком моя способность к созиданию начала возвращаться. Я сама не поняла, в какой момент у нас под ногами начали распускаться бело-голубые цветы. Лепестки трепетали, как волны на черном небе, а в воздухе плыл аромат весны.
– Давно ты пыталась овладеть льдом? – внезапно спросил Фрид.
– Давно, – ответила я честно и силой мысли заставила лепестки цветов закрыться и развеяться. – Однажды чаша неудач переполнилась, и я оставила попытки.
В этот момент небо заслонила огромная туча – мы оказались почти в абсолютной темноте. Где-то вдали лилась музыка, горели костры и магические светильники, анги веселились и радовались появлению новой жизни.
– Надо попытаться снова, – уверенно произнес Фрид, делая шаг вперед. – Никогда не поверю, что такая упрямая, вредная и упертая девушка сдалась.
Я слабо улыбнулась и ответила:
– Остается надеяться, что мой сын или дочь смогут овладеть всеми тремя частицами Холода. Будут во всем лучше меня. А я не смогла унаследовать то, что осталось после Гилбара. Наверное, просто не заслужила.
Говорить о брате было больно. Эта боль никогда не утихнет, она караулит и вгрызается острыми зубами, стоит лишь ослабнуть.
– Может, лед не подчиняется тебе потому, что ты не считаешь себя достойной? – спросил он, пристально глядя на меня. – И потому, что до сих пор не отпустила брата, не поверила в его смерть.
– Прекрати.
– Ты можешь поделиться. Ты ведь уже начала.
Начала и поняла, что слишком заболталась. Внутри взметнулось негодование, превращаясь в прочную стену. Я спряталась за ней от его голоса, от всех попыток меня разгадать, от этого уверенного взгляда. Никого нельзя пускать в сердце, иначе его могут разорвать в клочья, так ведь?
– Ты хочешь расковырять рану, а я этого не хочу. Это только мое дело и мои воспоминания.
– Как знаешь, – Фрид отступил назад и повернулся ко мне спиной. – Рану надо очистить, чтобы она исцелилась.
Помолчав, добавил:
– Фарди, завтрашний день многое решит. Я надеюсь, госпожа Трари сможет хоть что-то прояснить.
– Что бы она ни сказала, я воспитывалась на уважении к долгу, он – превыше всего остального.
Даже если я теряю остатки здравого смысла.
– Понимаю, – он повернул голову так, что отблески далекого света очертили профиль. – Один из главных постулатов моего Ордена – уважать чужую свободу воли. Не отнимать ее ни у кого и не позволять другим отобрать твою.
Этот южанин мог с дурацкой усмешкой нести всякую чушь и быть абсолютно несерьезным, а мог говорить вот так – негромко и уверенно. От этого голоса по коже ползли мурашки.
– Час уже поздний. Идем, я провожу тебя до шатра Трари, – предложил Фрид, и я не стала отказываться.
Я долго лежала за плетеной ширмой, слушая, как трещат дрова в очаге. Из головы не шли обрывки разговора – стоило начать погружаться в сон, как всплывали то мои, то его фразы.
А что, если южанин прав? И насчет Гилбара, и насчет всего остального.
Мне никогда не нравилось признавать собственную неправоту – привычка осталась с детских лет, когда я могла спорить с братом до хрипоты. И то, что я упрямая, он очень верно подметил. Наверное, и глупая тоже.
Я перевернулась на другой бок, набрасывая одеяло из шкур на голову. И долго возилась, думая, что все это ненормально. Совсем ненормально.
Трари не спала всю ночь – сначала веселилась на празднике, а потом перебирала старые, готовые рассыпаться в труху свитки. На мои любопытные вопросы отвечала односложно, а потом рыкнула и велела глупому лисенку не путаться под
