кроме Серости.
— Että mitä? Mitä se sanoi?*
— Ничего, Кенни. Не слушай его. Он же не К. Вороникин или кто-нибудь в этом роде.
Тереш с хрустом откручивает крышку с ягодного вина и прикладывается к бутылке. Будет лучше, если он промолчит.
— Есть такая океанографическая легенда. Волны-убийцы, — маленький Хан указывает на море. Все четверо смотрят туда, куда он показывает, из теплой безопасности пляжного покрывала. Вокруг горящих в темноте фонарей жужжат насекомые. — Долгое время так и считалось: что это просто миф, моряцкая байка. В ардском языке у них даже название мифологическое: halderdingr, «колдовская волна». Но теперь это научно задокументированное явление, их существование доказано, понимаете? Это объясняет десятки, сотни бесследно исчезнувших кораблей. Еще их называют «волна-одиночка», «волна Дропнера» и — вот это название мне нравится больше всех — «бешеная волна». Они появляются как бы из ниоткуда, и при этом в разы выше остальных волн. То есть, при слабом волнении волна-убийца тоже будет относительно небольшой. Но из десятиметровых волн, например, образуются самые высокие научно измеренные волны в мире. Я видел документальные кадры с такой волной! — Хан воодушевленно мотает подбородком, подчеркивая невероятность увиденного. — Ее засняли на мескийской буровой вышке посреди океана. Вы не представляете, какой это монстр! — Хан чувствует, как его язык и разум работают в полном согласии. Всё выходит идеально. Язык мог быть косным, разум ненадежным, но только не сейчас! И теперь так будет всегда. Он забыл опустить поднятую руку. Она по-прежнему показывает ужасающую высоту волны-убийцы, образованной десятиметровыми волнами.
Молин смотрит, как он указывает в небо. Слабая вспышка любопытства спасает ее из хватки собственного тела. Теперь она знает, что ей нужно. Нужно догнаться. Совсем чуть-чуть, и всё начнется заново. Только еще сильнее. Заглатывая воздух полуоткрытым ртом, девочка жадно пьет воду из бутылки. Ее губы блестят от воды:
— А откуда они берутся?
— Это ведь математика, да? — Йеспер сидит, подперев щеку рукой. — Есть какое-то математическое правило, которое их объясняет?
— Точно! — отвечает Хан. — Нелинейный эффект. Я не стану даже делать вид, будто понимаю, что это такое, но это неважно! Получается, что волна-убийца может сама собой образоваться из нескольких меньших волн по определенной формуле. Если они движутся в большом водном пространстве, например, в океане, то есть вероятность, что в какой-то момент они соберутся в почти вертикальную, крайне неустойчивую волну-монстра. Она поглощает энергию движения других волн, и вода вокруг делается спокойной. Обычные волны превращаются в рябь, а волна-убийца тут же рушится под собственным ненормальным весом. При этом она может, эм… если можно так выразиться… наносить огромные разрушения. И знаете, где такие волны появляются чаще всего, во всем мире? — Хан завершает речь широким жестом. — Здесь. Это явление называется «североморская осенняя волна».
— Охереть, — смеется Анни: язык у нее понемногу развязывается, и она начинает сквернословить. Глаза девочки давно почернели от мидриаза. Она смотрит на море, откуда, как ей кажется, в любой момент может прийти охеренная волна. Но приходит только Тереш, и с ним Шарлотта.
— А знаешь, что самое охеренное? — застенчиво спрашивает Хан. Он протирает свои диаматериалистские очки и снова их надевает. Миндалевидные глаза за толстыми стеклами сощуриваются, полные научно-популярных тайн: — Тот же эффект — не спрашивайте, как, я не знаю — но тот же нелинейный эффект объясняет поведение Серости. Его используют в энтропонетике. Точно так же ведет себя Серость, когда поглощает мир.
— Как колеса от трактора, — говорит Шарлотта, заглянув мальчику в глаза. — Ух, как тебе хорошо. Кстати, Хан, можно кое-что тебе сказать?
— Да, можно, — кивает юный Инаят.
— Ты чрезвычайно умен для своего возраста.
Голос Шарлотты по-королевски искренен. Хан чувствует себя увенчанным ее комплиментом.
— А у тебя очень-очень хорошая осанка, — отвечает он, и девочка от души смеется.
Перекрестный огонь восхищения и признательности грохочет, как океан, сотрясая и озаряя всё вокруг, как вдруг из самого его центра выныривает Анни. Она движется проворно, как выдра, вертя головой по сторонам, как будто что-то ищет. «Эй, — говорит она, — у тебя воды не осталось?» Йеспер не замечает, что взгляд Анни обращен на него и все ждут его ответа. Он всё еще завороженно смотрит на море, сдвинув белую матросскую шапочку на затылок. Он не чувствует ничего особенного, голова вполне ясная — только жарко. Йеспер немного разочарован. Никакой романтики тоже не получилось. А вот история про волны-убийцы оказалась весьма недурна.
Мужчина в гидрокостюме, задыхаясь, выныривает на поверхность. Он сплевывает ледяную воду и вползает животом на доску для серфинга. Одинокая черная точка по имени Йеспер плещется во власти волн в полукилометре от берега. Он смотрит на хронометр на руке: еще четверть часа, и переохлаждение станет критическим. Нужно отдохнуть. Йеспер пытается расслабить мышцы, дрожащие от молочной кислоты. Он оглядывается назад, где за пляжем Шарлоттешеля виднеется полоска соснового леса, а над ней в пасмурном небе медленно рушатся облачные башни. Доска поднимается и опускается на груди водоема, в ритме его дыхания.
И вдруг всё затихает. Где же все мои волны?
Во веки веков, эти четыре легендарных, ужасных, последних слова:
Почему ты меня оставил?
Я по-прежнему верен себе, я взываю к каждому богу, как к волне:
Ты не оставишь меня в этот раз? Ты не оставишь меня?
Ты ведь не оставишь меня, правда?
Приближается чудовищный рев. Йеспер поднимается на ноги на своей доске, сдвигает резиновый шлем на затылок и смотрит в ту сторону; светлая прядь прилипла к его щеке. Перед крошечной щепкой его серфборда вздымается темно-серая стена исполинской волны. Точно клеточная мембрана. Она стоит вертикально, пенный гребень закрывает Йесперу небо, летят брызги. Разрастающаяся волна поднимает доску на круп. Знаменитый дизайнер гребет изо всех сил. Он пытается развернуться на волне.
Но halderdingr движется с бешеной скоростью.
— Очень жаль, — участливо вздыхает Анни. — Тебе могло бы быть так хорошо.
Они стоят под фонарем на асфальтовой дороге, и там, где асфальт уходит в песок, начинается большой пляж Шарлоттешеля. Позади сорок пять минут лесной темноты и упоительной болтовни. Как здорово было поговорить вот так, наедине.
Йеспер подставляет канистру под темно-красный водяной насос и начинает качать. Вода поет, наполняя сосуд.
— Ну, я не в обиде, было очень приятно с тобой пообщаться, честно. И остальным, по-моему, тоже всё очень понравилось. Ну, вроде бы. Правда, Хан ведет себя так, будто обрел какое-то космическое спокойствие, а Молин…
— Молин спеклась.
— Точно. По-моему, это самое подходящее слово, — Йеспер закручивает крышку канистры и наполняет водой две бутылки. Сунув их в карманы, он вопросительно смотрит в сторону Анни. Мошкара
