в сети всякий раз, когда речь заходила о магии. Много красивых высокопарных фраз и ничего конкретного. — Магия — это ткань мироздания, которую невозможно описать ни чем… И, вообще, бросьте вы эту тему! — профессор мгновенно пришел в раздражении от того, что они коснулись этой весьма нехорошей и опасной темы. Такие разговоры, вообще, не приветствовались. Вопросы возникновения магии и ее основ были под негласным запретом, который объяснялся их потенциальной опасностью для общества. Мол, не все способны устоять против соблазна, который несет за собой обладание такими знаниями. Обычный человек слаб, поэтому ему и малого достаточно. Не нужно вводить его в искушение. — Зачем вам все это? Ведь вы все равно не обладаете соответствующими способностями. Вот и нечего касаться этой темы…
Много позже, когда Горин уже вернулся в свой дом и оказался в своем любимом кресле-качалке, он невольно вернулся к недавнему разговору. Тема магии почему-то вызвала его интерес, как ученого. Вероятно, сегодняшние разговоры с этим талантливым юношей раззадорили его пытливый ум. Ему вдруг захотело взглянуть на магию, как на чисто математическую проблему. А, если можно описать ее в алгебраических символах? Если математика — язык вселенной, то, значит, на нем можно говорить и о магии…
— //-//-
Поликарп Федорович Рукавишников, глава одного из богатейших купеческих родов империи, хмуро глядел в одну точку. Тяжело вздыхал время от времени и мял себя за левую грудину. Сердечко, видно, прихватывало. Не справлялось, похоже.
— Ох, грехи мои тяжкие…, - снова и снова вздыхал он, продолжая сидеть, нависнув над огромным столом из целого куска драгоценного малахита. — Что же ты, Господи, творишь-то? Почто невинную душу губишь? Что тебе ребеночек-то сделал? Ангел ведь во плоти…
Беда пришла в его семействе. Больше года вдруг начала хворать единственная внучка, всеобщая любимица Анюта. Невесомое создание с огромными голубыми глазами и роскошными пшеничного цвета волосами стала быстро слабеть. Сначала это было почти не заметно и списывалось на юный возраст девочки. Мол, резвилась-резвилась и устала. Что в этом такого? Отдохнет наша кровиночка, и снова будет порхать, как мотылек. Только не запорхала…
Вскоре слегла Анюта в постель, где уже больше двух месяце и обреталась. Сильно исхудала, кожа да кости остались. Смотреть было страшно. Сам Поликарп уже и подходить к ней опасался. Едва опускал на нее взгляд, тут же ему худо становилось. Сердце так прихватывало, что света белого не видно было.
Чего только они не пробовали, не сосчитать. Приглашали лучших докторов, помещали в современнейшие клиники, пробовали лучшие лекарства. Кучу денег отвалили двум столичным магам-целителям, которые, сквозь зубы, дали согласие на осмотр девочки. Видите ли, делали великое одолжение неблагородному. А крупные бриллианты, переданные в качестве оплаты, взяли и не поморщились. Только все было бесполезно. Покрутились маги возле внучки, да и развели руками. Пробормотали, что у нее сложное органическое поражение, лечение которого требует огромного магического резерва у мага и грозит последнему истощением. Мол, по этой причине вряд ли кто-то из целителей возьмётся помочь. Сказали и ушли, твари…
— Поликарп Поликарпович, вам звонят…, - в двери его кабинета появилась черная голова секретарши. — Опять этот…, - девушка замялась. Верный признак, что звонил кто-то очень неприятный, возможно, один из конкурентов. — Господин Карпов.
Поморщившись, Рукавишников махнул рукой. Мол, давай, соединяй. Может, хоть дела, пусть и неприятные, помогут ему отвлечься от этой беды.
— Слушаю, господин Карпов. Прямо скажу, мне не очень приятно общение с вами. Скажу больше, совсем неприятно. Если вы опять со своим предложением продать вам мои можайские фабрики, то мой ответ прежний. Нет!
В коммуникаторе, включенном на громкую связь, что-то прогудело. Помехи, видимо.
— И вам доброго дня Поликарп Федорович. Вот вы меня недолюбливаете, а я к вам с добрыми вестями. Могу даже сказать, с очень добрыми вестями, — голос человека, за которым в столице тянулась весьма дурная слава, звучал довольно весело. Чувствовалось, что говорящий в очень хорошем настроении. — В моих руках сейчас находится средство, которое без всякого сомнения сможет помочь вашей внучке…
Едва услышав эти слов, купец окаменел. Уставился на коммуникатор таким взглядом, словно хотел перебраться по волнам на другой конец города и вытрясти из Карпова всю его грязную душонку. Как он только может такое говорить? Он же само слово «надежда» поганит! Нет же никакого средства! Нет! Его просто не существует!
— …Что вы молчите, Поликарп Федорович? Язык от счастья проглотили? — веселился его собеседник. — Неужели, вы решили, что я вас разыгрываю? Уверяю вас, мои слова — это чистая правда, — тон вдруг совершенно изменился. Пропал даже малейший намек на веселость. «Звучал» лишь металл и только металл. — Повторяю, у меня есть сыворотка, которая сможет помочь вашей внучке. Если вас это заинтересует, то вы знаете где меня найти.
Рукавишников вновь схватился за грудину. Кровь с силой ударила по вискам. А если Карпов не обманывал? Ведь он никогда не шутил. Слыл человеком, совсем не умеющим шутит. Вдруг, он сможет спасти его кровиночку…
— Что ты хочешь за это лекарство? Мои можайские фабрики? — тяжело прохрипел он, сдерживаясь, чтобы не сорвать голос.
— Вы ошиблись. Можайские фабрики, дорогой Федор Поликарпович, будут лишь авансом за чудодейственную сыворотку. Лишь крошечным авансом, который подтвердит наше доброе сотрудничество, — хищно заговорил собеседник. Даже по голосу чувствовалось, как он, словно дикий зверь, скалит зубы. — Теперь я хочу гораздо больше. Мне нужен контролирующий пакет в вашей империи…
Онемевшей рукой, купец продолжал мять грудь. Ему становилось все хуже и хуже. Не ожидал он все этого. совсем не ожидал. Получается, Карпов разинул свою поганую пасть на весь его бизнес. Как только он получит контрольный пакет акций, ему, Рукавишникову, можно будет смело уходить на покой. Это обрушение всего, над чем трудилось целое поколение рода.
— Господи… А. к черту! Разве жизнь нашего ангелочка не стоит этих капиталов, — прошептал он и уже чуть громче добавил. — Я согласен. Вези сыворотку…
Снова все непросто
— //-//-
Кодекс Ла Турна, первого интела человечества
Правило 386. Математика — универсальный язык вселенной.
Комментарий эксперта (член Международной академии всеобщих наук, лауреат Катонской премии по математике Фагим-хазрат Исмаилов). Универсальность математики, как языка описания физических и социальных процессов в масштабе вселенной, не подлежит сомнению. Любые явления, доступные нашему пониманию, укладываются в рамки алгебраических формул и геометрических визуализаций.
