можно.
Что подразумевалось под этим «что можно», Малинин не знал. Лишь только устало опустился на первую попавшуюся скамейку в коридоре и закрыл глаза. Его снова и снова колотил озноб. Он то становился таким нестерпимым, что у Миши зубы друг о друга стучали, как ненормальные. То затихал, давая возможность Малинину выдохнуть.
Правда, мыслить в такие моменты передышки не получалось. Перед глазами так и стояла картинка того, как Лия употребляет дурь.
А ещё через полчаса его ждали новости, которые мгновенно стёрли все воспоминания о кошмаре, в котором он пребывал с самого утра. Потому что начался кошмар не меньший.
Малинин Михаил вновь стал отцом. У него родился ребёнок. Со множественными пороками развития сердца и заячьей губой.
Крохотная семимесячная девочка.
Глава 42
- Пап… может, ты хоть поешь? - растерянно спросила Надя в который раз, войдя в комнату Михаила. - Понимаю, ты переживаешь… Но нельзя же… вот так.
Малинин вскинул на дочь невидящий взгляд. О чём она вообще спрашивала? Да ему сейчас кусок в горло не полезет, как ни старайся. Потому что в ушах то и дело звучал голос врача, объявляющего ему приговор.
Видеть после всего случившегося Лию Миша не желал. Первое время. А вот когда приехал из роддома домой, то у него возникла едва ли не параноидальная потребность не только вернуться и потребовать у Штерн ответа на вопрос «За что она так с ним?», но ещё и желание увидеть, что она страдает не меньше.
А Малинин страдал. Вся та жизнь, которая уместилась в последние несколько месяцев, сейчас казалась ему суррогатом. От этого возникало только одно желание - склониться над унитазом и хорошенько прочиститься. Как будто это могло помочь вытравить все те жуткие ощущения, что буквально разъедали его душу изнутри.
Лия наркоманка. Причём со стажем, о чём ему сказал врач, который попросил пока не трогать её и дать отдохнуть от тяжёлых родов хотя бы до завтра.
И её зависимость привела к тому, что у них родился ребёнок-инвалид. Который вряд ли выживет, несмотря на то, что врачи делали всё возможное, чтобы малышка не умерла.
- Спасибо, Надь, - хрипло шепнул он и потянулся за остатками шампанского, которое пил ещё в новогоднюю ночь.
Это время сейчас казалось настолько далёким, что Малинину чудилось, будто принадлежало оно совсем иной жизни.
- Есть не хочу. И я посижу один, хорошо?
Он посмотрел на старшую дочь. Та, закусив губу, глядела в ответ, словно ей нужно было решить, послушать то, что говорит отец, или настоять на своём.
- Ладно, - всё же кивнула Надежда, и когда уже направилась к выходу из комнаты, Миша её окликнул:
- Надь… А тебя мама на праздники не звала?
Лицо дочери заалело. Всё ясно - они с Тоней общались. Но сейчас это не вызывало у Малинина и сотой доли тех эмоций, что он испытал бы раньше. Потому что жизнь перевернулась на сто восемьдесят градусов, и вещи, которые до этого казались важными, уже таковыми не были.
- Она… спросила, где я буду. Я ответила, что с тобой, - проговорила, наконец, Надежда. - Ну… и на этом всё, - развела она руками.
Миша кивнул и вдруг неожиданно для самого себя произнёс:
- Ты к ней съезди обязательно. Поздравь с Новым годом. С Малинкой повидайся, с дедом… Хорошо?
Дочь смотрела на него настолько ошарашенным взглядом, что Михаилу стало окончательно не по себе. А когда на лице Нади появилось выражение неверия, смешанного с надеждой, и вовсе захотелось оказаться где угодно, но только не здесь.
- Хорошо, пап… И мне очень жаль, что всё так вышло. Но я надеюсь, что ваша дочь выживет и врачи смогут её поставить на ноги.
Она развернулась и ушла, а Миша остался. С ещё более ужасным ощущением, всё разрастающимся внутри, что он просто бездарно профукал всё то, что было единственно важным.
К Лие он приехал после обеда второго января. Кругом бурлил праздник - всюду: на улицах, на катках, в торговых центрах. Куда ни глянь - обязательно увидишь тех, кто охвачен весельем и сказочностью Нового года. И чем чаще Малинин осознавал, что мимо него идёт какая-то иная, параллельная жизнь, тем острее становилось ощущение потери вселенского масштаба.
Первым делом, когда прибыл в роддом, он справился о состоянии дочери. Врач сообщил, что ещё ночью была сделана первая операция, согласие на которую Миша подписал ещё вчера, и что есть большой шанс, что девчонка выкарабкается и будет жить. Если только им удастся стабилизировать её состояние, при котором девочка испытывала ломку.
А ещё спросил, как они с Лией назовут малышку. На что Малинин посмотрел на него так, словно у того вырос третий глаз или рог во лбу.
Он развернулся и ушёл в сторону палаты, в которой лежала Лия. Некоторое время ходил по коридору туда-обратно, а после решился и, толкнув перед собой дверь, зашёл к Штерн без стука.
Она тут же села на постели. Михаил невольно округлил глаза и его рука потянулась к горлу. Лия смотрела куда-то поверх его головы. В прозрачно-ледяных глазах её плескался ужас.
- Миша? - прохрипела Лия, протянув руку. - Миша, это ты? Помоги мне!
Она попыталась встать с постели, а у Малинина возникло жуткое чувство, что он попал в фильм ужасов, главный персонаж которого сейчас заперт вместе с ним в крохотном помещении.
- Миша… Кто здесь? Ответьте, пожалуйста!
- Лия? - только и смог он тихо сказать в ответ.
Его мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза. Штерн ослепла? Почему врач не сказал ему об этом?
- Миш… Они говорят, что это может быть временным. Но я им не верю! Я ничего не вижу! - жалобно проговорила Лия, вновь предпринимая попытку встать с больничной койки.
Малинин молчал. Просто стоял возле двери, готовый в любую секунду взять и оказаться по другую её сторону, и молчал. Сколько всего он желал сказать Лие, когда только направлялся сюда. Потребовать ответа, на тот вопрос, который был самым значимым. Высвободить хоть часть эмоций, что словно демоны рвали его душу на части. Вместо этого он лишь выдохнул коротко:
- За что ты так со мной и нашей… дочерью?
В глазах Лии заполыхало негодование, смешанное с брезгливостью.
- Я говорю тебе, что ослепла, а ты мне что-то бормочешь про этот бесполезный кусок мяса? - прошипела Штерн.
Пошарила рядом с кроватью,
