они шли по пустынной площади к пустому зданию. Как призраки прошлой эпохи к развалинам монументов все той же эпохи.
Сергеев тряхнул головой, отгоняя видение. Эмоции снова начали его одолевать, а с ними работать сложно, с эмоциями хорошо только отдыхать в кругу друзей и близких людей. А вот у бывшего румынского президента, кажется, не осталось эмоций, потому что не осталось ни друзей, ни близких людей, страны даже не осталось, но они еще этого не поняли.
– Бесполезно, товарищ президент, – попытался заговорить Сергеев, догнав Чаушеску. – На что вы рассчитываете?
– Не смейте! – сурово глянул на советского дипломата президент. – Слышите? Не смейте так говорить! Я очень много отдал этой стране, и я верю в нее, верю, что еще есть патриоты, которые сплотятся вокруг меня. Мы создадим здесь штаб по чрезвычайным ситуациям, я вызову сюда все мое правительство, подтянутся верные войска. И мы все начнем сначала. Так же, как начинали после свержения режима Антонеску, так же, как начинали демократическое строительство после отречения короля Михая. Коммунисты так просто не сдаются. Вы коммунист?
Чаушеску остановился так резко, что его жена и Ванич машинально сделали несколько шагов и остановились поодаль. Президент сурово сверлил взглядом русского дипломата. Что он ожидал, какой реакции? Что этот молодой дипломат заявит, да, он тоже коммунист и понимает Чаушеску? Рванет на груди рубаху и скажет: я с вами на всех баррикадах? Начнет призывать народ строить эти баррикады?
– Нет, я не коммунист, но это сейчас не важно, – ответил Сергеев, но Чаушеску его тут же прервал:
– В этом все и дело! Вы не коммунист, вы служите своей стране, но вы не член партии, нет в вас этого огня, который ведет коммунистов в бой. И вам не понять. Будьте рядом, и вы увидите, на что способна горстка коммунистов, пусть даже на них ополчился весь мир!
Станислав опустил голову и промолчал. Возразить было нечего. И сейчас ему было стыдно не за себя, а за этого старого, сильно осунувшегося человека.
Чаушеску с женой подошли к дверям здания с парадного входа. Президент подергал за ручку. Стеклянные двери были заперты. Президент постучал в них кулаком, двумя кулаками. Наконец за стеклом появилось лицо человека. Он смотрел на визитеров, потом бросил взгляд вдоль улицы и исчез. Чаушеску разразился бранью. По крайней мере, Сергееву показалось, что этот поток румынских слов и энергичная речь были бранью.
Дверь открылась через пару минут. Рядом с пожилым мужчиной в накинутом на плечи пальто в дверях выросла плечистая фигура молодого человека в костюме и черном свитере. О чем они говорили, Станислав не слышал. Он надеялся, что Ванич, стоявший ко входу ближе, расскажет ему, о чем шла речь. Хотя догадаться было несложно. Буквально с каждой фразой, произнесенной мужчиной в костюме, плечи президента опускались все ниже. Нет, это не было уныние или отчаяние, не было это признанием тщетности всех попыток возобновить борьбу за социалистическую Румынию. Было ощущение, что на плечи президента давила усталость многих десятков лет борьбы.
Сергеев даже не удивился, когда двери снова закрылись. Он подошел к Ваничу.
– Что случилось?
– Не пустили. Понимаешь, просто не пустили, и все.
– А что сказал этот человек, он как-то мотивировал свой отказ? Или это просто человек из охраны здания, не уполномоченный пускать вообще никого без ведома начальства?
– Понимаешь, он не мотивировал, он молчал. Он просто отказался пустить президента в здание.
– Он хоть понял, кто перед ним, узнал?
– Конечно, узнал! О чем ты говоришь, когда столько десятилетий его портреты всюду, куда ни посмотри.
Сергеев подошел к чете Чаушеску:
– Может быть, попробовать остановиться в гостинице? Надо же где-то переночевать, товарищ президент.
– В гостиницу нельзя, – резко бросила Елена. – Нас узнают и выдадут толпе. Даже сюда нам не стоило приходить. Я опасаюсь, что эти люди сообщат о нашем визите в Бухарест. Мы все делаем неправильно!
– Нас заставили так поступить обстоятельства, – возразил президент. – Здесь пилоты посадили вертолет, у нас не было иного выхода. Это плохо, но у нас не было никакого четкого плана наших действий на случай непредвиденной посадки.
Со стороны площади шел невысокий мужчина, чуть прихрамывающий на одну ногу. Он шел торопливо, не озирался по сторонам, покашливал в кулак. Первым его заметил Сергеев. Совершенно очевидно, что этот человек спешил просто по своим делам, он не смотрел на президента и людей, которые его сопровождали. Приблизившись, мужчина сбавил шаг и стал внимательно разглядывать всех четверых.
– Здравствуйте, – наконец сказал он, подходя ближе. – Товарищ президент.
– Вы кто? – спросила мужчину Елена. – На чьей вы стороне?
– Я? – Мужчина посмотрел на женщину странным взглядом, потом пожал плечами. – Я просто живу. Я всю жизнь работаю и всю жизнь мечтаю заработать хорошую пенсию. А теперь что будет?
– Могу вас обрадовать, товарищ, – уверенно сказал Чаушеску. – Я принял решение об увеличении пенсии трудящимся. Указ будет подписан в самое ближайшее время, но распространяться он будет на пенсии, начисленные с декабря этого года.
– Так? – мужчина смотрел на Чаушеску. – Хорошо бы.
– Мы даже рассмотрим вопрос и о других социальных пособиях, – заговорила Елена. – Так вы не сказали, как вас зовут.
– Санду Танасе. Я обувщик, всю жизнь ремонтирую людям обувь, чтобы они могли экономить и не покупать новую.
– Вы молодец, – материнским тоном заговорила Елена. – Вы посвятили жизнь людям, вы человек, который заслуживает уважения и доверия. Вы настоящий рабочий человек. Вы коммунист?
– Нет, какой из меня коммунист, – уныло вздохнул Танасе. – Я просто рабочий.
– Это главное, это очень важно быть просто рабочим человеком, – похвалила его женщина. – Понимаете, товарищ Танасе, нам нужно где-то переночевать. Вам не трудно будет пустить нас на одну ночь к себе? Мы очень устали. В гостиницу нельзя, потому что у президента много врагов. Вы же слышали, что в стране под видом истинно народных волнений поднялась волна буржуазного империалистического путча. Скоро армия поднимется и сметет всех врагов.
– Ну да, – кивнул мужчина. – Беспорядки в городе.
– Вы далеко живете? – продолжила настаивать Елена. – Так вы согласны дать нам кров? Мы можем даже заплатить вам за ночлег.
– Я живу рядом, – вздохнул мужчина. – Ладно, пойдемте.
Идти было недалеко, но Танасе шел теперь медленно, припадая на одну ногу. Сергеев подумал даже, что этот человек может специально идти так медленно, хотя недавно показывал совсем иную прыть. А не хочет ли он, чтобы какой-нибудь патруль увидел их, опознал Чаушеску и избавил его от этой обузы. Однако, несмотря на то что на улице стало темнеть, никаких патрулей не появилось. Несколько прохожих даже не посмотрели на
