отключилась. — Мне было четырнадцать. Достаточно взрослый, чтобы захотеть сразиться с отчимом, но слишком маленький, чтобы его остановить. — Она умерла три дня спустя. Я наблюдал, как жизнь просто ускользала из нее. И я… — Мое горло сжимается. Я не хочу продолжать.
Она гладит меня по руке, прислушиваясь. Ждет.
— Я убил его.
— Как?
— Не спрашивай меня об этом, детка. Я не хочу, чтобы ты думала обо мне…
— Ты можешь рассказать, — бормочет она. — Это не изменит того, что я чувствую к тебе.
Черта с два это сработает.
— Я побежал домой из больницы. Мои клыки, вероятно, были опущены, как и сегодня вечером. Я только начал перевоплощаться и почти не контролировал животное внутри. Отчим услышал, как я рычу, и вышел из дома. Сукин сын стоял там, уперев руки в бока. «Что? — усмехнулся он. — Твоя мама послала тебя за мной, мальчишка? Она все еще притворяется, что не выздоравливает?»
Оборотня трудно убить. Обычно пуля в голову убивает. Или отсечение головы. На разделочной доске лежал топор. Я поднял его и бросился на него. Я сказал что-то вроде: «Она мертва, ты жалкий кусок дерьма», а потом замахнулся. Я представлял, что он остановит меня. Либо убьет и меня тоже. Я пытался бороться с ним раньше, что всегда заканчивалось кроваво.
Но отчим просто стоял, когда я подошел к нему. Вероятно, у него был шок от известия, что он действительно ее убил. Он дернулся после удара, но слишком поздно. Он умер спустя несколько секунд.
Дыхание Кайли прерывается, но она сохраняет невозмутимое выражение лица.
— Вау. Это… напряженно. Мне жаль, Джексон. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. — Она моргает большими глазами лани, и в них мерцает сочувствие.
Не ужас.
Облегчение разливается по мне. Уходит тяжесть в груди, которую ношу каждый день после смерти матери. Делясь своим ужасным секретом с Кайли, я облегчаю это бремя.
— А что же произошло потом? Ты ушел? У тебя есть скрытая личность, как у меня? Тебя где-то разыскивают за убийство?
— Да, я ушел. Я не менял свою личность. Никто никогда не приходил за мной. Никаких полицейских заявлений подано не было, но я из глухомани Северной Каролины, где весь город состоял из оборотней, включая шерифа. Разборки оборотней, как правило, остаются среди оборотней.
— И ты не возвращался?
Я качаю головой.
— Никогда. У меня остался младший сводный брат. Я ненавижу себя за это. Правда весь город состоял из большой семьи моего отчима. Вероятно, о нем хорошо позаботились. Скорее всего, это так.
— Ты взял Сэма к себе, чтобы компенсировать утрату.
Я приподнимаю удивленно брови от ее догадки.
— Да, полагаю, что так.
Она кладет голову мне под подбородок и тихо напевает. Я не могу поверить, что обнимаюсь. С человеком. И ничто никогда не казалось мне таким же правильным в жизни.
Я глажу ее по волосам.
— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, котенок. — Даже если это означает защищать ее от меня самого.
Глава 9
Кайли
Джексон будит меня утром, натянув футболку через голову и поднимая на руки.
— Давай, милая. Я забираю тебя обратно к себе домой. — Он выносит меня из хижины к своей машине. — Здесь для тебя недостаточно хорошей еды. Кроме того, я хочу, чтобы Сэм был рядом и мог защитить тебя, если что-нибудь случится.
Я издаю довольный мурлыкающий звук. Мне нравится, когда меня несут так, словно я ничего не вешу, и аккуратно усаживают на сиденье авто. Джексон даже пристегивает мой ремень безопасности за меня. Когда большой злой волк успел стать таким чертовски милым?
Он садится за руль и едет вниз с горы, время от времени бросая в мою сторону обеспокоенные взгляды.
— Как ты себя чувствуешь?
Я потягиваюсь, все еще пробуждаясь ото сна.
— Хорошо. А ты?
Он опускает руку на мое бедро и тянется к обнаженной плоти между ногами, слегка проводя пальцами по чувствительной плоти.
— Как насчет этой сладкой киски? Сильно болит?
Я немного краснею от того, что моя киска стала темой для разговоров в такую рань.
— Немного, — признаюсь. — Но я не жалуюсь. Прошлой ночью был самый горячий секс в моей жизни.
Джексон издает сдавленный звук, и гордость борется с недоверием на его лице.
— Ты была девственницей два дня назад.
— И что? Он всё равно был горячим.
— Он был как ядерный взрыв. Детка, я хочу, чтобы ты знала, у меня никогда раньше не было такого секса ни с одной женщиной — ни с человеком, ни с волком.
Я улыбаюсь его серьезному тону.
Он задирает подол моей футболки — на самом деле его — до талии, обнажая меня.
— Раздвинь свои сливочные бедра, детка. Мне нужно увидеть твое розовое сердечко.
Мое дыхание прерывается, но я раздвигаю ноги. Он обхватывает мою грудь.
— Ты помнишь, кому она принадлежит?
Я краснею.
— Она моя. И если бы я был слишком груб с ней, ты бы имела полное право немного обидеться, котенок. Заставь меня поцеловать ее получше, когда вернусь домой сегодня вечером.
От этой мысли мои соски напрягаются, между ного все сжимается. Наш образ как какой-то супружеской пары пятидесятых годов прошлого века всплывает у меня в голове. Я жена-сексуальная кошечка, ждущая, когда он вернется домой после тяжелого рабочего дня. Предложу ему выпить и ослаблю его галстук, прежде чем надуюсь и заставлю его лизать мою киску в качестве компенсации за то, что он слишком сильно отшлепал меня прошлой ночью.
Ладно, я становлюсь слишком взволнованной. Мне есть над чем поработать. Меня ждет серьезная работа.
Он заезжает в свой гараж и настаивает на том, чтобы отнести меня внутрь.
— У тебя болит лодыжка, и ты без трусиков.
Я смеюсь.
— Значит, это два критерия подходят, чтобы носить меня на руках?
— Верно. А теперь следи за сарказмом, а то мне придется перед уходом заняться твоей хорошенькой попкой. Она тоже болит?
Я откидываюсь назад и провожу рукой по своим голым ягодицам.
— Нет. — Не могу решить, рада я или разочарована.
Джексон усаживает меня на диван.
— Послушай, я не рассказал тебе кое-что из того, что произошло вчера. Мне позвонил шантажист — говорил роботизированным голосом. Он представился как Кэтгерл. Сообщил, что они установили код повреждения, чтобы стереть все резервные данные «Секьюер». Сказал мне перевести пятьсот миллионов долларов к полуночи сегодня вечером, если я хочу их вернуть.
Я сажусь прямо.