в седьмом, младшая в яслях.
– Выходит, запрещала охоту жена?
– Мне и самому в этот раз расхотелось. Председатель у нас хлопотной, зимой загонит на пахоту, лишь снег скатится, весной – на фермы. Я с тягача на «Беларусь» перескакиваю, прицеп пришпандарю, доярок в кузов – и гоняю туда да обратно, лето, осень – на уборке. Так весь год и кружусь, Любаньку почти не вижу. Думал, в этот раз останусь, не поеду никуда. Ну её к чертям, эту охоту…
– Однако уехали. Что же случилось? – Данила ненавязчиво подводил собеседника к теме.
Словно заподозрив его интерес, мужичок нахмурился, отвернулся.
– Ну что же, оставим, если не хотите говорить.
– Бросила меня Любанька, – выпалил Гришин после долгого молчания и, словно камень сбросил, затараторил, заспешил: – Уехала в город к матери и обоих младшеньких забрала. Сыну наказала передать, что не желает больше мыкаться. Оно и раньше бывало, я в бригаду на неделю-две, она детей с собой, ворота на запор – и в город. Привожу её назад, она опять туда, как отлучусь надолго. Впору работу бросать, а в этот раз на столе – записка, чтоб не искал.
– И вы поехали на охоту…
– Поехал… Старшего к ней отправил, а сам за ружьё – и с братвой…
– Отвели душу.
– Не знал, что это лебеди. Темно было, в кундраках засиделись мы, вдруг слышу шум крыльев. Так низко летят только гуси, а они к зиме тяжёлые, ну и пальнул из двух стволов. Обоих и свалил. А утром инспекция повязала.
Постучали в дверь, заглянула секретарша, позвала к телефону в приёмную.
– Ты чего трубку не берёшь? – возмущался Бобров. – Я тебе минут десять названиваю.
– Отключил. Работать мешает. Никак допрос Гришина не закончу, а у меня ещё трое дожидаются.
– Задерживаешься. Сюрприз оценил?
– Журналистка?
– Красивая?
– Вот она и отняла время больше всех.
– Не сказала, когда газету покупать с нашими портретами?
– Значит, вас тоже запечатлела?
– Интервью брала.
– Ну тогда скоро.
– Ты, Данила Павлович, закругляйся. Гришина под стражу бери, а остальным обвинение предъявляй – и к нам. Я с Федониным в КГБ у Усыкина. Завязался узелок-то!
– Что случилось?
– Ну как! Не догадываешься? Федонин не просто так прикатил. Мы с тобой сидим и не знаем, что вокруг творится. Дочка Хайсы Сарсенгалиевича погибла. С машиной под лёд ушла у паромной переправы, он сам в больницу угодил, там сейчас врачи колдуют: выживет не выживет. А Усыкин твердит про попытку поджога и всё в один узел связал.
– Возможно, он недалёк от истины.
– Ты ещё толкуй! Это знаешь, какой груз на наши шеи? Нам с Федониным здесь недолго, я уговорил его остаться ночевать, поэтому через полчасика на базу к рыбакам повезу. Отдохнуть следует человеку, расслабиться у костерка, сеточку поставим, а ты заканчивай и подъезжай к нам. Я машину пришлю. Вдвоём мы Павла Никифоровича быстро уговорим.
– Насчёт чего?
– А ты так и не понял?
Данила особенно не следил за логикой прокурора, сейчас его больше беспокоило другое.
– Маркел Тарасович, – кашлянул он в трубку неуверенно. – Я с Гришиным разобрался, простой мужик, не подходит на роль злостного браконьера, думаю, не за что его сажать.
– Он тебе лапшу на уши развесил, а ты расчувствовался. Отправляй его в КПЗ, постановление на арест с собой возьми, я подпишу потом.
– Зачем человека в тюрьму? У него административное нарушение. К тому же ночью всё случилось. Он и не видел, в кого стрелял. Думал – гуси, а оказались шипуны.
– Вон он как заговорил! – чувствовалось, Боброва пробрало. – Сказочку тебе сочинил. Видит, что городской, вот и разводит. Да они в деревнях с малолетства ружьями балуют, птицу бьют с завязанными глазами, а уж лебедя не отличить!..
– У него трое ребятишек…
– Не перечисляй заслуг. Адвокату нечего делать будет. Наша задача – обвинение, вот этим и занимайся. Выбей у него дурь из башки! А не можешь, я сам с ним разберусь.
Разговор обострялся.
– Зарвались бракаши! – Бобров не мог остановиться. – Спасу от них нет. Показательным судом будем судить, чтоб другим неповадно. Я ещё в их сельский Совет позвоню, пусть митинг организуют и скажут своё народное слово!
Он замолчал, выпустив шквал возмущения, как паровоз лишний пар, поспокойнее спросил:
– И вины не признают?
– Не предъявлял ещё обвинения.
– Чтоб все как один! – чётко поставил он задачу. – А то я не потерплю! И тех троих законопачу под горячую руку. Как этого?.. Ну, который лебедей?..
– Гришин.
– Вот и растолкуй ему мои слова. Можешь прямо, как слышал.
– Всё же я считаю, Маркел Тарасович, что достаточных оснований для его ареста нет. Кроме того, имеются смягчающие вину обстоятельства…
– Не тот курс держишь, морячок, – оборвал Бобров. – На рифы занесёт.
– Я вам всё дело передам. Полагаю, если его изучите, ваше мнение изменится. Жаль, судебной практики не удалось найти.
– А что такое? У нас кодификация имеется. Заглядывал?
– Не рассматривались такие дела последние несколько лет. Мне удалось дозвониться до областного суда.
– Вот! – на Боброва его слова, казалось, произвели обратное впечатление, он даже обрадовался. – И здесь мы первые будем. Ну а не желаешь арестовывать, смотри! Пиши тогда постановление от моего имени и вези бумаги. Я заочно арестую паразита.
– Маркел Тарасович?..
– Всё! Разговор закончен!
Запиликала трубка гудками отбоя.
VI
Гришина увели. Ковшов продолжал заниматься с оставшимися охотниками, на душе скребли кошки.
Под вечер, как и обещал Бобров, у ворот райпрокуратуры просигналил водитель, оповещая о своём прибытии. Шофёр был молодым и в кабинет зайти ещё стеснялся. У «победы» поджидала Варвара.
– Вы там ночевать не оставайтесь, Данилушка, – поучала она Ковшова. – Скажите Маркелу Тарасовичу, пусть везёт Павла Никифоровича к нам, ужин на столе, спокойно и выспится.
– Передам, – успокоил её Данила, укладывая в машину узел с провиантом, который она приготовила.
– У егерей-то не уснёте. Комары загрызут.
– Зимой?
– Насмерть загрызут! – охала она, махнув на прощание.
Пока ехали, начало темнеть, но через час-полтора им мигнули огни костров. Поравнявшись с избушкой егерской зимовки, машина остановилась. У большого костра, вытянув ноги, в самодельном плетёном креслице дремал Федонин, рядом суетились два егеря.
– Бобров там, – кивнул в сторону второго костра Федонин, зашевелившись, – шашлык затеял, неугомонный. Обедал?
– И не ужинал.
– Похлебай ушицы. Не оторвёшься, – пригласил старший следователь, а егеря уже подносили миску до краёв с ароматным содержимым. – Примешь рюмочку?
Изголодавшись за день на чаю, Данила набросился на угощение.
– Дела-то здесь у вас творятся действительно тёмные, – когда они остались одни, хитро моргнул ему Федонин. – Теперь я уверен, пытался кто-то пустить красного петуха в архиве. Похоже,
