Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
сказал, Эмили Дикинсон. Сам я в этом мало разбираюсь, потому что маловато читаю стихов, но знаю, что я бы тронулся, если пришлось бы идти в армию и быть все время с кучкой ребят, вроде Экли и Стрэдлейтера, и старины Мориса, маршировать с ними и все такое. Как-то раз я был в бой-скаутах, где-то неделю, и я не мог даже выносить смотреть в шею идущего передо мной. Тебе все время говорили смотреть в шею идущего перед тобой. Ей-богу, если когда-нибудь будет еще война, лучше пусть меня возьмут и поставят перед расстрельной командой. Я бы не возражал. Но, что меня пронимает в Д. Б., это то, что при всей его ненависти к войне, он убедил меня прочесть эту книжку прошлым летом, «Прощай, оружие». Говорил, до того она зверская. Вот, чего я не пойму. Там такой парень по имени лейтенант Генри, который считается хорошим парнем и все такое. Не пойму, как Д. Б. мог настолько ненавидеть армию и войну, и все такое и при этом любить такую туфту. То есть, не понимаю, как он мог любить такую туфтовую книжку и, к примеру, книжку Ринга Ларднера или еще другую, от которой он без ума, «Великого Гэтсби». Д. Б. разозлился, когда я это сказал, и сказал, что я еще слишком молод и все такое, чтобы оценить ее, но я так не думаю. Я сказал ему, мне нравится Ринг Ларднер и «Великий Гэтсби», и все такое. Так и есть. Я без ума от «Великого Гэтсби». Старина Гэтсби. Эх, старик. Сдохнуть можно. Короче, я как бы рад, что изобрели атомную бомбу. Если еще будет война, я сяду нафиг прямо на нее. Добровольцем вызовусь, богом клянусь.
19
На случай, если вы живете не в Нью-Йорке, бар «Плетенка» – в таком как бы шикарном отеле, «Отель Сетон». Раньше я часто туда захаживал, но теперь – нет. Постепенно бросил. Одно из тех мест, которые считаются очень изысканными и все такое, и туфта из всех щелей. У них там были две таких французских крошки, Тина и Жанин, которые выходили и играли на пианино и пели раза три за вечер. Одна играла на пианино – ужасно паршиво, – а другая пела, и большинство песен были либо с душком, либо на французском. Та, что пела, старушка Жанин, всегда нашептывала что-то в чертов микрофон перед песней. К примеру: «А сийчас ми покажем фам нашу атгепгизу Вюлей-вюю Фгансэз. Эйто истогия одной мёлёденькой фганцюженки, котогая пгиехаля в большой гогод, пгямо как Ню-Йок, и влюбилась в пагенька из Бгюклина. Надэемся, фам понгавится». Затем, закончив шептаться и кокетничать, она пела какую-нибудь чмошную песенку, наполовину по-английски, наполовину по-французски, и все тамошние показушники с ума сходили от восторга. Если бы вы просидели там достаточно долго и слушали, как хлопают все эти показушники и все такое, вы бы весь мир возненавидели, ей-богу. Бармен тоже был фуфло. Большой сноб. Он вообще с тобой разговаривать не станет, если ты не большая шишка, знаменитость или вроде того. А если ты все же большая шишка, знаменитость или вроде того, тогда он еще тошнотворней. Он подойдет к тебе и скажет, с такой широкой радушной улыбкой, словно он такой чертовски славный парень: «Ну! Как там Коннектикут»? или «Как там Флорида»? Ужасное заведение, кроме шуток. Я совершенно бросил туда ходить, постепенно.
Было довольно рано, когда я туда пришел. Я сел за стойку – было довольно тесно – и выпил пару бокалов виски с содовой, пока не показался старина Люс. Я заказывал их стоя, чтобы видно было, какой я высокий и все такое, чтобы они не подумали, что я, блин, несовершеннолетний. Потом какое-то время я рассматривал показушников. Один тип рядом со мной пудрил мозги своей малышке. Все повторял, что у нее аристократические руки. Сдохнуть можно. В другом конце бара было полно голубых. Ничего такого откровенно голубого – то есть, никаких длинных волос или чего-то такого, – но все равно было ясно, что они голубые. Наконец, показался старина Люс.
Старина Люс. Что за парень. Он считался моим наставником, когда я учился в Вутоне. Только все, что он делал, это занимался как бы половым воспитанием у себя в комнате и все такое, поздно вечером, когда у него собирались ребята. Он довольно много знал о сексе, особенно насчет извращенцев и всякого такого. Вечно нам рассказывал о том, сколько кругом стремных типов, которые там овец приходуют или зашивают женские трусы в подкладку шляпы и так и ходят, и все такое. А еще про голубых и лесбиянок. Старина Люс знал за все Соединенные Штаты – кто тут голубой, кто лесбиянка. Стоило только назвать кого-то – кого угодно – и старина Люс скажет тебе, голубой он или нет. Иногда с трудом верилось, что какой-то актер или актриса – голубой или лесбиянка. Кое-кто из тех, кого он называл голубыми, были даже женаты, бога в душу. Ты ему: «Хочешь сказать, Джо Блоу – голубой? Джо Блоу? Такой здоровяк, который всегда играет крутых гангстеров и ковбоев»? А старина Люс: «Безусловно». Он всегда говорил «безусловно». Говорил, неважно, женат кто-то или нет. Говорил, половина женатых ребят во всем мире – голубые и сами не знают об этом. Он говорил, можно стать таким практически враз, если у тебя предрасположенность и все такое. Он нас до черта пугал. Я так и ждал, что окажусь голубым или кем-то таким. Что смешно насчет старины Люса, я подумывал, он сам в каком-то смысле голубой. Вечно он говорил: «Зацени размер» и тыкал нафиг пальцем тебе в зад, пока ты шел по коридору. И всякий раз, как зайдет в уборную, всегда оставлял нафиг дверь открытой и говорил с тобой, пока ты чистил зубы или вроде того. В этом что-то голубое. Правда. Я знал немало настоящих голубых, в школах и все такое, и они всегда так делают, вот почему у меня всегда были сомнения насчет старины Люса. Зато он на редкость умный. Правда.
Он никогда не говорил привет или что-то такое, когда видел тебя. Первое, что он сказал, когда присел, это что у него всего пара минут. Сказал, у него свидание. А затем заказал сухой мартини. Сказал бармену сделать посуше и без оливки.
– Эй, я присмотрел тебе голубка, – сказал я ему. – В конце стойки. Не смотри пока. Я стерег его для тебя.
– Очень смешно, – сказал он. –
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
