меня и сказала с улыбкой: «Ладно, отправимся пораньше, снега на перевале уже почти нет». Так она меня любила.
Отец уступил. Довел нас до перевала. Мама взяла у него тележку и потащила ее за собой по тропе. Представляю, как глубоко она вдыхала лесной воздух, уже настроившись на весну в долине Мальдевилльи и на общение со своей семьей. Если она и слышала грохот, то наверняка подумала, что это гром.
В тот вечер нас нашел лесоруб. Тележка была перевернута, оба колеса валялись от нее в сотне метров. Ксавьер лежал невредимый, но дрожащий от холода в огромном сугробе. Меня обнаружили лишь полчаса спустя, без сознания – мою ступню зажало между двумя опрокинутыми лавиной сосновыми стволами. Бабушка рассказывала потом, что выбора у лесоруба не оставалось. Я сильно переохладился. Уже стемнело. И при себе у него был только топор.
Маму нашли весной.
Говорили, что отец винил себя. За ее смерть и мою ступню. Однажды он ушел. Сохранились только его сапоги.
Монтеро менор выбрал второго сторожа. Чем привел всех в замешательство, не в последнюю очередь и самого избранника.
– Ты в своем уме? – возмутился Биттор. Так, по крайней мере, рассказывала соседка. Хотя на самом деле их разговор мог услышать любой желающий. Биттор обладал многими талантами, но шептать он не умел.
– Я? – воскликнул он. – Да ты…
Посыпались ругательства. Монтеро позволил ему выговориться.
– Как долго мы знаем друг друга, Биттор?
– Слишком долго.
– Сколько лет за время нашего знакомства ты был охотником?
– Слишком много.
– Вот именно. Если кто-то и в состоянии сохранить жизнь этому волку, пока мы не пересечем перевал, то это ты.
Все подумали, что монтеро менор помутился рассудком, но бабушка покачала головой:
– Он хитрый лис. Если Биттор согласится, то смутьянам будет неповадно. Вдобавок деньги старику не помешают.
Монтеро менор знал, что Биттору нужна работа. Не то чтобы в деревне его оставили бы без куска хлеба, само собой нет – пожилые охотники были у нас в почете, однако пожилой пожилому рознь.
– Биттор всегда требовал к себе уважения, – сказала бабушка. – Ему претит мысль о том, чтобы ходить с протянутой рукой.
VII
В тот же день Биттор заступил на вахту. Он сторожил волка после полудня, а в полночь его сменял я.
Компания подростков целый вечер болталась возле ямы. Они бросали туда камни. Чаще всего промахивались, но один камень срикошетил от стены и с грохотом упал вниз. Послышался визг. Я посмотрел на Биттора. Тот пожал плечами.
– Марш отсюда! – скомандовал я. Дети попрятались за деревьями.
– Хромоножка!
– Хромоножка!
– Матереубийца!
Ухо волка кровоточило. Кровяной след делал его серебристо-белый мех еще красивее. В углу валялась козья туша, которую монтеро менор распорядился бросить в яму. Она была почти не тронутой.
Как только волк понял, что я не собираюсь кидать в него камни, он отлепился от стены и уставился на меня. Один глаз у него был синий, другой желто-коричневый. Я и раньше смотрел в глаза пойманным волкам – мертвым и живым. В отличие от большинства из них, этот волк не выглядел напуганным. Я знал, что такие волки самые опасные.
Мы выросли с волками и на историях о них. Сосед Биттора рассказывал, к примеру, как поджег волчий хвост факелом. А Ласкурен, которому однажды ночью понадобилось выйти на улицу по нужде, обнаружил возле дома двух громадных волчищ, готовых разом на него наброситься. Стуча зубами от ужаса и взывая ко всем святым, он битый час просидел со спущенными штанами, пока не сообразил, что перед ним не волки, а согнувшиеся под тяжестью свежевыпавшего снега молодые ели.
У Гарая тоже была история.
Это случилось за год до моей беды. После долгой охоты волку все же удалось сбежать, Гарай не уследил. Монтеро менор, не стесняясь в выражениях, его отчитал. Разозлившись, трактирщик скрылся в лесу, позже оправдываясь тем, что якобы хотел пойти по следу, обнаруженному им во время охоты. Все понимали, что это вздор. Гарай слыл хорошим охотником, но следопытом он явно не был.
Не прошло и часа, как он с торжественным видом шествовал по деревне с холщовым мешком за спиной – так, чтобы все видели его добычу. Это были волчата. От силы четырехнедельные. Они едва-едва открыли глаза.
Гарай направлялся к реке Варес. В деревню он вернулся уже без мешка.
В тот же день я пожаловался отцу. Он усадил меня к себе на колени.
– Волчата – прелестные создания, малыш, – сказал отец. – Никому не хочется их убивать.
– Вот именно! – сердито согласился я.
– Но не заблуждайся… – Он умолк на мгновение, чтобы отхлебнуть пива, и вздохнул. Я ощутил кислый дрожжевой запах, который обычно так любил, но сейчас он был мне противен. – Волк всегда ищет твою слабину, а у людей слабостей хоть отбавляй, поверь мне. Если ты тщеславен, волк соблазнит тебя роскошным мехом. Заставит тебя мечтать о пушистом хвосте на шляпе или воротнике пальто. Если ты безрассуден, он увлечет тебя на самые высокие скалы и в самые глубокие ущелья. А если ты трус, то волк съежится, заскулит и станет прихрамывать на одну ногу. – Он закурил трубку. – Но кем бы ты ни был и что бы ты ни делал…
Отец выжидающе смотрел на меня.
– Оставь мальчика в покое, – сказала мама, которая только что вернулась домой с корзиной, полной дров. – Ему всего шесть.
В это время к ней подполз Ксавьер и, хихикая, повис на ее юбке.
– Никогда не рано знать правду, – заметил отец.
Мама вздохнула, взяла Ксавьера на руки и больше не спорила.
Я знал отцов, которые били своих детей. Мой отец этого не делал. Но он был беспощаден, когда дело касалось историй о волках.
– Он ждет лишь того момента, когда ты?..
Я не ответил.
– Когда ты… что? Ксомин?
– Когда ты окажешься так близко, что он вцепится тебе в глотку, – нехотя произнес я.
– А когда он ее перегрызет?
Я хотел слезть с его колен, но отец крепко держал меня за запястье. Я знал, что нет смысла даже пробовать вырваться.
– Тогда прибегут другие волки и вспорют тебе брюхо, – выпалил я.
– Пока ты?..
– Пока ты не превратишься в скелет с глазами.
– Верно, в скелет с глазами. Ведь все знают…
– …что волки не едят глаза.
– Потому что?..
– … не хотят осуждающих взглядов у себя в животах.
Последний свет того дня померк вместе с воспоминанием.
