на бок.
– Нет, со мной все хорошо, – выставляю руку вперед на одного из Даниилов, но мимо. Попадаю в воздух.
– Да не ссы, я с тобой спать не буду.
– Я, кажется, хочу ссс…
– Спать?
– Боюсь, то, что без буквы «п». Не могли бы вы…
– Сдристнуть отсюда?
– Точно.
– Ну давай хоть покараулю у сортира. Мало ли чего.
– Не нужно, я почти в порядке. Не волнуйтесь.
Блин, как бы не упасть и нормально дойти до двери? Спасибо Боженьке, что я не спотыкаюсь и с умным лицом дохожу до прихожей. И то, благодаря тому, что закрываю один глаз. Фокус налажен.
– Если ты и вправду раньше не бухала, рвотный рефлекс от количества выпитого возьмет свое, возможно, когда ты заснешь. Так и помереть можно запросто. Поэтому выпей воды и два пальца в рот перед сном, чтобы не захлебнуться, – только спустя несколько секунд до меня доходят его слова.
– Вам не все ли равно?
– Может не все равно. А может я в тебя влюбился с первого взгляда. А может и нет. Но то, что ты мне нравишься – факт. Я тебе позвоню. И помни: два пальца, – водит ими перед моими глазами.
– Да, помню два пальца об асфальт. Ой в рот. До свидания.
Закрываю за ним дверь на замок и на автомате бреду в ванную. Облегчиться успеваю еще на своих двух. Но стоит мне включить воду, чтобы ополоснуть лицо, как я тут же оседаю на пол…
Глава 23
Глава 23
Ммм…запах сигарет и уже знакомого парфюма. Кто бы мне раньше сказал, что это убойное сочетание мне может понравиться. Мне с детства внушали, что сигареты – это плохо. И это действительно так. Бабушка не одобрит курящего Неповторимого. Равно как и не одобрит того, что он меня бьет.
Я резко открываю глаза в ответ на очередное похлопывание по щеке. Между прочим, больно! Пытаюсь сфокусировать взгляд на расплывающемся Федоре, но это получается только после того, как я в очередной раз подношу ладонь к одному глазу. Точно ясно зрячий. Опускаю взгляд на свои ноги – я на полу в ванной и почему-то на мне мокрый халат.
– Я что…того?
– Чего того?
– Почему я мокрая?
– Потому что я тебя облил. Но еще раз так напьешься и реально обоссышься. Так и останешься Е. Банько.
– Холодно, – пропускаю мимо ушей последнюю фразу. Голова совсем не работает и самое противное, что меня снова мутит.
– А я долго здесь сижу?
– Примерно несколько минут. Тошнит? – молчу, не зная, что сказать. Какой позор, мамочки. – Лиза!
– Не рассказывай об этом моей бабушке. Она очень опечалится.
– Пей залпом. Давай, давай, – протягивает мне бутылку с водой.
Пить не хочется, но меня никто не спрашивает о моих желаниях. Фактически Федор заливает мне в горло воду. И я пью до тех пор, пока не начинаю захлебываться.
– Ты точно бабушке не расскажешь?
– Я знать не знаю твою бабку, зачем мне ей рассказывать, что ты напилась?
– Ну как это зачем? Когда будешь с ней знакомиться в качестве моего будущего мужа, специально скажешь, чтобы мне отомстить за то, что я встречала товарища Кротова без трусов, – а вот это я зря. Кажется, об этом не Достоевский не знал.
– Ты по-прежнему без трусов?
– Ну да, – пожимаю плечами. – Когда мне их было надеть? Но я клянусь всеми Люсиными пальцами, что он меня голой не видел. Он пошу…
Прикладываю руку ко рту, когда к горлу подкатывает волна тошноты.
– Я тебя не просто так заставил пить воду, давай к фаянсовому товарищу.
– Приличные девочки не блюю…блююю…синий синий иней, синий синий иней у-у-у-у-у.
– Почему вдруг синий иней? – смеясь произносит Федор, поднимая меня за подмышки. Нет, чтобы на диван уложил, так ставит меня на коленки к товарищу унитазу.
– Ну как почему? Блю – синий. Вот и синий иней. А что надо?
– Ну что-то типа крошка моя, я по тебе скучаю. Это ближе к девочкам твоего возраста, – ставит мои руки по бокам от унитаза. И только сейчас до меня доходит какую песенку он напел. Какая прелесть.
– Ммм…ты по мне скучал. Забирай меня скорей. Увози за сто морей и целуй меня везде восемнадцать мне уже, заби…буэ…
Ой, только не это. Но как бы мне ни хотелось признать – мне становится лучше. Вот только стыдно. Особенно от того, что я не только слышу, что Федор здесь, но и вижу, как слева от меня он снова протягивает мне воду.
– А волосы?
– Что волосы?
– Волосы мне кто будет держать? Это же так романтично.
– Извини, не подумал.
Романтично и Федор видать не синонимы. Он собирает мои волосы в пучок, и по ощущениям тыкает в него то ли карандаш, то ли ручку. Мог бы и подержать.
– А вот Даниил бы мне точно волосы подержал, он такой галантный, красивый и заботливый. Предлагал мне два пальца в…, – хм…звучит ужасно. – В рот…– Ай! – вскрикиваю, когда понимаю, что Федор обливает мой затылок холодной водой.
– Во время блевки говорить не рекомендуется, – невозмутимо произносит он, усаживаясь на бортик ванной. – Так, для справки, в квартире стоит прослушка. Я в курсе о чем вы говорили. И да, галантный гондон ушел, зная, что ты бухая и можешь разбить себе башку. Так себе герой.
– Ну так он и не герой моего романа, а чужого. Волосы другой будет держать.
– Чего?
– Ничего. А ты можешь отсюда выйти?
– Могу.
– Но не выйдешь?
– Точно.
Не знаю какой я буду утром. Но горло у меня явно будет болеть. Если не умру раньше времени от стыда.
И все-таки каким бы Федя ни казался бесчувственным гадом, он хороший. Другой бы явно воспользовался улучшением моего самочувствия и ситуацией. Хотя про улучшение состояния это не точно. У меня не получается поднять ногу и надеть белье. Я машинально заваливаюсь в сторону.
– Сядь, – грубо произносит он и подталкивает меня на диван. Сам поднимает сначала одну, потом другую мою ногу и натягивает на меня трусы. Поднимаю нижние девяносто в ответ на Федино «ну задницу от