и обнимала за пояс. Он чувствовал, что ее трясет, как при ознобе или лихорадке. Ее аура напоминала смерч, где яркие цветные пятна хаотично перемешивались с черным пламенем. Всплески были настолько сильны, что расходились багровыми разводами далеко по сторонам и деревья вокруг них пылали пугающими черно-красными всполохами. Собственная ментальная защита Дениса еле справлялась с таким напором. Он понимал, что еще немного, и он поддастся настроению Кати.
Впереди них небо заволокла черная туча, обещавшая не только ливень, но и сильнейшую грозу. Мгновение – и неподалеку сверкнула молния, следом за которой грянул раскат грома.
Катя вспыхнула фонтаном страха, и фиолетовое облако достало Дениса. Он почувствовал, как им овладевает паника, его руки затряслись, и мопед начал вилять по дороге. Денис снизил скорость.
Через минуту они ворвались в сплошную стену ливня, да такого, что даже вытянутую руку было едва видно. Денис ехал без шлема, и вода тут же залила ему глаза. Он остановился на обочине и слез с мопеда.
– Слезай. Надо искать укрытие, – сказал он Кате и подал ей руку.
– Оставь меня! Тебе нельзя быть рядом! Я теперь монстр. Я каннибал! Уходи! – неожиданно глухо и хрипло сказала она, исподлобья глядя в точку прямо перед собой.
Денис ничего не ответил, взял ее за руку и потащил в сторону еле угадывающихся очертаний какого‑то строения.
Вблизи это оказалась забытая дорожными строителями бытовка: в углу располагались грубые двухэтажные нары, стояла древняя ржавая буржуйка, бочка с водой и грязный верстак.
Денис молча посадил Катю на нары, поискал глазами спички и нашел их на полочке возле печки. Рядом были навалены щепки и напиленные куски бруса. Парень засунул все это в буржуйку и запалил огонь.
Оранжевые языки огня добавили помещению уюта. Катя молча смотрела на пламя и дрожала – то ли от холода, то ли от эмоционального шока.
Денис вспомнил, как Банан с Яриком лечили Эм после стадиона и огляделся, но зеркала в бытовке не обнаружилось. Тогда он взял Катю за руку и силой подтащил к бочке с водой.
– Смотри! Смотри в отражение! Отдай ему все, что тебя мучает!
Катя взглянула на воду.
Сначала там было только ее лицо, освещенное теплым огнем буржуйки, но потом оно задрожало, размылось и растворилось в воде. Катю вырвало чернотой, которую ее душа отказывалась принимать. В отражении замелькали перекошенные лица эмеров, которых поглотил выпитый ей каннибал – все они страдали, кричали от отчаяния и смотрели полными ужаса глазами прямо на Катю. Она попыталась отшатнуться от бочки, но Денис крепко держал ее за волосы и едва не макал носом в воду.
– Смотри! Где‑то подо всем этим ты! Найди себя!
– Я не могу! – простонала Катя.
– Можешь! Ты сильнее всех, кого я знаю. Можешь! – рявкнул он.
Катя снова посмотрела в воду, где продолжала мелькать череда обезображенных страхом лиц. Девушка будто попала в лабиринт, стены которого выстроили из покойников. Они тянули к ней свои жуткие костлявые руки и пытались схватить, а она металась по узким коридорам в поисках выхода и не находила его. На пути попадались только тупики, в которых ее поджидали кошмары.
Неожиданно где‑то на краю зрения мелькнуло ее лицо, словно на стене лабиринта забыли осколок зеркала. Она попыталась пробиться к нему поближе, но костлявые руки и полные ужаса глаза ее не пускали. Катя отбивалась изо всех сил и тянулась к единственному всполоху цвета, который успела заметить.
– Вспомни: где тебе было хорошо? Когда ты была счастлива? Найди любой светлый момент в памяти, – подсказал Денис.
Когда ей было хорошо? В белом доме, лишенном цвета, индивидуальности и любого проявления сильных эмоций? Нет. Там не было хорошо. Там было никак. Она словно не жила, а спала все эти годы, и только Денис ее разбудил.
В ответ на эту мысль в лабиринте появился образ моста, с которого в воду прыгнули парень и девушка. Катя удивленно смотрела на них, таких далеких и почти забытых, словно все это было в другой жизни. Пара, держась за руки, побежала впереди нее по лабиринту, и Катя устремилась за ними.
Вдали забрезжил свет – как будто на сцене включили прожектор. Она выбежала на освещенный участок и провалилась в очередное воспоминание.
Красивая женщина со светлыми кудрявыми волосами. Она смотрит на Катю и тепло улыбается… так, как это умеет делать только мать. Где‑то на краю сознания раздается детский Катин голос: «Ма-а-ам». Неожиданно женщина переводит взгляд в сторону, и ее лицо искажается от ужаса. Катя ощущает, как ее хватают за руку и куда‑то тащат. Ей страшно, из глаз текут слезы. Мать оборачивается и кричит. Раздается визг тормозов, крик матери и страшный удар. Катя падает.
Изображение лопнуло, как зеркало, и рассыпалось на тысячи сверкающих осколков.
– Я не хочу! Не хочу это видеть! – закричала Катя.
– Надо. Вспоминай! Иди дальше! Найди себя! – донесся до нее голос Дениса.
Она снова оказалась в лабиринте чужих загубленных душ. И опять впереди мелькнул проблеск. Катя подошла ближе. Это оказалось окно, через которое она увидела мир… глазами трехлетнего ребенка. Она смотрела на домик где‑то в провинции. Детали обстановки ускользали от ее внимания, потому что для малыша в таком возрасте они не важны, если рядом два самых дорогих человека. Мама, которая выглядит так же, как в предыдущем видении, только чуть моложе и спокойнее, и…
– Папа… – выдохнула Катя.
Она видела, как Глеб с улыбкой наклоняется к ее кроватке и целует на ночь в лобик. Ей вдруг стало спокойно и хорошо.
В реальности Катя закрыла глаза, стараясь уловить и сохранить внутри это теплое чувство. Оно разливалось по венам и выгоняло из них дурную черную энергию. Выметало, как мусор, холод из сердца. Отрезвляло разум.
Она открыла глаза и увидела в воде свое четкое отражение. Радужная оболочка снова окрасилась в светло-карий.
Катя судорожно вздохнула и посмотрела на Дениса.
Он накинул ей на плечи свою куртку.
– Теперь ложись. Тебе нужно прийти в себя.
Катя послушалась. Легла на нары и принялась смотреть на дно верхней полки.
– Маму я почти не помню. Очень смутный образ в памяти. И он всегда связан со страхом. Она чего‑то очень боялась, и я вместе с ней. А потом… этот страх ее убил. Не помню, что случилось, но, наверное, это и хорошо. У других образ матери связан с чем‑то теплым, а у меня, получается, только с паникой. А сейчас… так странно… я впервые ощутила, что меня, оказывается, когда‑то любили.
Она перевела взгляд на Дениса:
– Ты
