не происходило. Напряженно всматриваясь в горку, Вавилов уже видел, как она постепенно зеленеет, расползается по столешнице и превращается в… В растение? Отчего-то именно меленький, такой, неземной цветочек предстал его воображению. И вот, действительно, холмик шевельнулся, вершинка его осыпалась и из центра показался росток. Маленький и хрупкий он, вращаясь по спирали, вытягивался в стебель, окаймлялся пушистыми круглыми листочками… Кое-где в коротких пазухах уже виднелись бутоны, которые вскоре лопнули и распустились мелкими горошинами желтых цветов. Вавилов наклонился к чудной траве, втянул ноздрями воздух. Пахнут. Сладковато и приятно. Он заглянул под стол: с обратной стороны свисала мочалка корешков — цветок пророс сквозь столешницу.
— В Гроте этого порошка на целый лес хватит, — шепотом произнес Аба и склонился над растеньицем, понюхал его. — Странно. Я как раз о цветке подумал.
— Я тоже… — Ответил Вавилов. Его пронзило странное чувство сдвоенности происходившего, какой-то секундной догадки, от которой сердце, что называется, ёкнуло.
— Господа Вавилов и Гольштейн, просим вернуться в кабину. Мы на месте, — донесся из репродуктора над головой голос Алешина. Господа переглянулись, поднялись и вышли, оставив растеньице как есть, на столе.
Встречал вертолет одинокий сигнальщик, который даже не махал своими флажками, а стоял прислонившись спиной к борту надувного ангара и весело болтал с кем-то по мозгошину.
— Это Ибрагим, — пояснил Аба, когда Васька приблизил лицо сигнальщика и развернул его на громадный дисплей. — С Сарой — женой своей — треплется, как всегда. Это хорошо. Значит все без шухера и он уверен, что мы на автопилоте.
— Вавилов, что теперь, вы решили? — Женька выбрался из кресла второго пилота и подтянул ремни на комбинезоне.
— Да, отведите Заура в медкаюту, потом возвращайтесь сюда в кабину. Только тихо, как будто вас и нет, а мы с Гольштейном сходим, заберем кое-что. Как вернемся — полетим в Египет. Вась, ты был в Египте?!
— Нет, товарищ начальник, — отозвался Алешин. — Но всегда хотелось.
По голосу было слышно, что он улыбается.
— Так значит, — хмыкнул Женька и скрестил на груди руки. — Шоу маст гоу он, а?
— Жень, а ты что, хочешь выйти из поезда на полном ходу? Я б лучше домчался до конца. Посмотреть из чего свет на том конце тоннеля сделан. А если там конец, ну, совсем конец, то он нам так и так придет.
Скворцов вздохнул глубоко, пождал губы и картинно закатил глаза.
— Тебе, Дмитрич, надо было не на геолога поступать, а в философское училище. Ладно, я с вами, — он усмехнулся. — Хорошо, ни жены, ни детей нету. Овдовлять некого будет.
— Прямо там, — протянул Вавилов. — С порошком Абы и моими дольками, мы еще посмотрим кто кого.
— Дмитрич, ты же знаешь, я наркоманить не люблю.
— Да при чем здесь!.. Ладно, потом все. Вон, смотри, уже идет к нам.
— Пошли, — шикнул Аба и как-то весь изменился в лице, стал выше и недоступнее. — Говорить буду я, а ты помалкивай. Ясно?
Вавилов только кивнул. Он и сам отлично понимал, что субординация и незнание ситуации требуют от него закрытого рта. Максимум односложных поддакиваний.
Вышли они из чрева вертолетова по трапу, спустившемуся на снег невдалеке от кабины. Встречающий их сигнальный отдал честь, сунул, было, на подпись планшет, но застыл в изумлении, увидав вместо Верховного незнакомого ему человека. Аба проследил за его удивленным взглядом, картинно, прям покрутив головой от сигнального до Вавилова, пихнул первого папкой в грудь и сварливо проворчал:
— Ибрагим, ты, таки, считаешь, что я тебе должен все объяснить?
— Нет, я даже не спрашиваю.
— А я тебе ведь скажу. Верховный на зарядке и мы сейчас с ним, и вот с этим вот молодым человеком, летим на большую землю, — он приблизился вплотную к уху бедняги и громким полушепотом обременил того секретом: — под горами Элсуэрт нашли еще кое-что. Что-то чрез-вы-чай-но-е. Ты меня крепко понял? Чрезвычайное…
Ибрагим мелко закивал.
— Я рад, что мы встретили именно тебя, — теперь уже покровительственно и даже дружелюбно мурлыкнул Аба. — Нам нужно кое-что, друг мой. Кое-что, что сможешь только ты.
— Я?
— Ты, ты и только ты. Никого другого я просить об этом не стал бы, никогда, ни за что! Но ты, Ибрагим, ты это совсем другое дело. Как Сара?
— Хорошо, Спасибо…
— Как мама? Не хворает?
— Колено немного…
— Поправим. Как вернусь, найди меня, вместе позвоним Гросмэну.
— Изе Гросмэну?!
— Конечно! Изе. А что мне стоит? А мне ничего не стоит для доброго Ибрагима.
— Благодарю! Я рад! Так… Что, таки, мне нужно будет сделать?
— О, сущую безделицу! Скажи Сельвестеру, что б он погрузил бочки с порошком из Грота в вертолет. Но без лишних суеты и глаз. Все секретно. Сможешь?
— Конечно смогу! Уже делать?
— Ступай!
Едва Ибрагим скрылся внутри ангара, как Вавилов повернулся к вертолету и помахал рукой вверх-вниз. Секунд через пять вжикнули приводы и вертолет стал разверстывать свою трюмовую пасть.
— Пойдем, — пихнул Аба локтем в бок Вавилова. — Я еще кое-что из лабы заберу.
Они вошли в ярко освещенный ангар, оттуда в смежный коридор и по нему уже в передвижную лабораторию.
— Вить, привет. — Обратился Аба к сидящему у дисплея типу в белом халате. Типом про себя Вавилов обозвал человека потому, что череп того был гладко и чисто выбрит, а в правом ухе блестела пружинка серги.
— А это ты, — не отрываясь от экрана, ответил бесцветным голосом Виктор. — Чего надо? Я же сказал за криптологом посылай. Без него ничего не выйдет.
— Не, сделаем лучше, — Аба сунул ему под нос флешку. — Скинь массив сюда, я сам отвезу все на расшифровку. Все равно сейчас с Верховным в Дублин летим, зайду к тамошним умникам, пусть попробуют.
— А-а-а, это к тем которые его, — усмехнулся Виктор все так же не отрываясь от экрана. — Ну что ж, попытка не пытка.
Он взял флешку, воткнул ее не глядя, скопировал одну папку и, спустя минуту, вернул.
— Ну, ты сам знаешь, что да как, — напутствовал он. — Если что.
— Ага, бывай.
— И тебе не хворать.
Вавилова он даже не заметил.
Вернувшись в ангар они еще минут пятнадцать следили за тем, как маленький и юркий погрузчик таскал бочки с порошком в трюм вертолета. Глядя на то, как Сельвестор, с удалью металлического атлета, вскидывал на каждое плечо по блестящей бочке, Вавилову вспомнилась та инопланетная жизнь, которую они пробудили невольно. Кровь, великан, сейчас вот цветок… Его полукруги оживляли то немногое, что осталось от живых существ Вербарии. Удивительно было то, что и Древние и, их кровь, и, как они только что выяснили с Абой, и
