Размышления о тяжелой утрате и о расстановке сил постепенно перешли в размышления о его ирландской жене. У него заиграли желваки, когда он подумал об их последней встрече, и он в раздражении зарычал. Он пытался быть терпимым с ней. Он пытался войти в ее положение. Но она постоянно доставляла ему беспокойство. Независимо от того, насколько мягок был ее голос, за ее словами угадывалось лезвие. И несмотря на то, что она притворялась послушной, согласной на компромисс, он понимал, что она, как король, сдается более сильному, все время ища возможность утвердиться. Она могла вывести из себя даже более сдержанного человека своими горящими зелеными глазами, в которых не было и следа покорности, своей притворной мягкостью и непреклонностью, своей непоколебимой гордостью.
Она откровенно не подчинялась ему, не считая себя его законной женой, унижая его в его собственном доме. Она позволила себе назвать Гренилде» любовницей «. Она заслужила его гнев.
Но почему его так беспокоило то, что он ударил ее? И почему он провел эту ночь в печали перед камином, а не в своей удобной кровати? Потому что она преследовала его ежедневно своей красотой и жизненной силой, и он поклялся держать ее на расстоянии. Ночи становятся пыткой даже в его собственной постели, но он чувствовал, что не хочет никуда уходить, чтобы унять вызванное ею волнение.
Олаф подумал о женщинах с отвращением. Он не был с Мэгин с тех пор, как согласился на христианскую церемонию, которая сделала Эрин его женой. Гневный вздох вырвался у него. Он подумал, что должен что-нибудь предпринять — по крайней мере, проверить, подтвердится ли то, что она говорила. Он обещал Аэду, что его дочь здесь будут уважать, как и подобает принцессе Тары, и он обещал ирландскому Верховному королю проследить, чтобы другие ее почитали, даже если их отношения не сложатся.
Оскал Олафа стал менее устрашающим, он повернул лошадь и поскакал с тренировочных полей на самый высокий холм в городе, чтобы обозреть свое королевство. Он не любил, когда его беспокоили из-за домашних хлопот. Это была еще одна — помимо необходимости союза — причина того, что идея взять себе жену пришлась ему по вкусу, даже если он был против этого поначалу.
Его острый слух уловил топот приближающейся лошади. Он повернулся в своем прекрасном кожаном седле и от удивления оторопел.
К нему скакала его ирландская жена, которая мучила его и днем и ночью, которая преследовала его в мыслях даже сейчас, заставляя внутренне сожалеть о содеянном. С высоко поднятой головой на идущей легким галопом лошади, она подъехала к нему.
Она назвала Гренилде его любовницей. Если бы только ее слова не были сказаны с такой жестокостью в порыве отчаяния. Она не могла понять, что Гренилде была для него целым миром… Тем не менее Олаф почтительно ей улыбнулся. Несмотря на вчерашнюю ссору, она что-то хотела просить, так что даже сама пришла к нему. Независимо от того, как сильно он затягивал узду, она не признавала себя побежденной. Конечно, сейчас он сломил бы волю женщины менее решительной, чем прекрасная принцесса Тары, судьба которой, казалось, противостояла ему.
Он ждал, и, сощурив глаза, смотрел на нее. Еще раз, к своему удивлению, он отметил, как хорошо она ездит верхом. Обычно только воины могли управлять его могучими боевыми лошадьми с такой грациозностью и легкостью.
Лошадь остановилась в шаге от него. Эрин посмотрела на Олафа, ее эбеновые волосы и фиолетовый плащ гордо развевались на ветру, глаза горели изумрудным огнем.
— Лорд Олаф, я хочу поговорить с тобой.
Он наклонил слегка голову, сдерживая смех. Он заметил, что она никогда не называла его мужем — еще один способ дать ему понять, что она не считает его таковым.
— Есть одна проблема, заслуживающая твоего немедленного внимания. Мойра, моя соотечественница, женщина Сигурда, беременна. Ее захватили в Клоннтайрте несколько лет назад. Насколько я поняла, с тех пор она все время была с Сигурдом, и мое убеждение, что он осквернил ее. Ты заключил мир с моим кузеном Грегори; ты предложил ему восстановить провинцию Клоннтайрт. Мойру следует вознаградить, мой лорд, за ее страдания. Если ты чтишь соглашение, заключенное с моим отцом… — Она остановилась, ее слова, произнесенные с сухим сарказмом, повисли в воздухе, — я настаиваю на том, чтобы ты заставил Сигурда жениться на Мойре. Она никогда не причиняла тебе беспокойства, и несмотря на то, что ее принимали за рабыню, пленницу, хорошо служила тебе и Сигурду. Ты не можешь допустить, чтобы она продолжала страдать от оскорблений других женщин и родила внебрачного ребенка, не принятого ни одной нацией.
Она закончила свой монолог и посмотрела на Олафа вызывающе, готовая к его возражениям…
Он поднял золотую бровь над сияющими ледяными глазами.
— Ты хочешь, чтобы я принудил Сигурда к женитьбе?
— Да. Меня же принудили.
Олаф вдруг откинул свою тяжелую голову и засмеялся.
— Глаз за глаз, принцесса Тары? Эрин на мгновение опустила голову.
— Нет, мой лорд, у меня нет никаких корыстных целей, я не хочу мстить другим за несправедливость по отношению ко мне.
Она говорила еле слышным шепотом, но ее голос действовал на него удивительно сильно. Ему вдруг захотелось ударить ее, но еще сильнее хотелось прижаться к ней, почувствовать опять то, что он уже оценил и нашел поразительно совершенным, схватить ее и посмотреть, проникнет ли страсть, которая сверкала в ее глазах, глубже, в ее кровь. Ему хотелось дать ей понять, что он является ее господином и хозяином, и сделал ей большую уступку, оставив ее в покое. Уроки, которые он преподал ей, были довольно мягкими, но у него тоже были кое-какие потребности, и его судьба не была несправедлива к нему.
Он дернул свою лошадь так сильно, что огромное животное забило копытами и заржало. Он смерил Эрин взглядом, его лицо вдруг стало холодным и тяжелым как сталь.
Его резкий ответ удивил ее — она никак не ожидала такого поворота.
— Пусть будет так! — проскрежетал он.
Обдав ее грязью, Олаф проскакал вниз, к тренировочным полям, чтобы снова принять участие в учениях. Эрин в изумлении смотрела ему вслед, затем резко повернула свою лошадь и поспешила сообщить приятную новость Мойре.
Она не знала, что он наблюдал, как она скакала легким галопом домой, и что его глаза еще более сузились при виде ее мастерского владения верховой ездой. Она скакала великолепно. Она скакала, как воин.
Сигурд был вне себя, когда ему приказали жениться. Олаф позволил ему побушевать и только потом напомнил, что они пришли сюда основать королевство. Сигурд выглядел несчастным, и Олафу пришлось немного покричать, после чего рыжеволосый гигант смирился со своей участью.
Олаф с удивлением отметил, что Сигурд любит эту ирландскую женщину и, если уж на то пошло, гордится, что у него будет ребенок. Это был естественный ход вещей. Олаф предложил ему самому поговорить с леди, и никто не узнает, что эта свадьба — не его собственная затея.
