отца из-за этого? — цедит с брезгливостью, указывая на меня.
— Да, готова, если отец не видит берегов. В тебе говорит ревность, папа. Не нужно так делать.
Соня берет меня за руку. Назар опускает глаза и прожигает взглядом наши сомкнутые руки. Для него это слишком. В следующее мгновение он срывается в мою сторону. Я едва успеваю оттолкнуть Соню, а в следующий момент мне в голову прилетает удар. Не ожидая атаки, я не успеваю уклониться. В глазах — темнота. Я падаю на землю, но, не дав возможности ему снова атаковать, сбиваю его с ног ударом по задней части колен. Назар падает, теперь я сверху. Беру его шею в захват, надавливая всем телом. Он рычит, пытаясь оттянуть мою руку.
— Успокойся, бл*! Угомонись же! — рычу, понимая, что мне придется его сломать. Я не хочу это делать при Соне. Черт возьми, да мне это нахрен не нужно, но ее отец не оставляет мне шансов.
— Прекратите! Паша, отпусти его! — раздается ее крик, и меня прошибает. Бл*дь. Не дело это. Не должна она присутствовать, не должна боль эту чувствовать. И дороги обратной нет. Понимаю, что уже никак не утаить от нее. Узнает все, расскажет ей. Не простит же. Проклянет меня. Хотел же поговорить с ним, но с чего ему навстречу идти? Да и не поверит он, ни за что.
— Отпусти его, Паша! — снова ее крик, чувствую касания ее рук к плечу. Ярость отпускает. Поднимаюсь на ноги. Она к отцу бежит, подняться помогает, пока я пытаюсь справиться с эмоциями. Соня между нами. Словно стена. Буфер. И я вдруг четко осознаю, что вижу ее в последний раз.
Назар держится за горло рукой. Он снова пытается рвануть ко мне.
— Папа, я прошу тебя, — она плачет, пытаясь остановить его. — Я прошу, прекрати, ты делаешь мне больно…
Ее слезы… Ее дрожащий голос разрывает меня изнутри. Я не могу его слышать, он удавкой на шее, и дышать нечем.
— Он закопал меня в землю заживо и бросил умирать, и ты считаешь, что во мне говорит ревность?!
— Нет… — Соня качает головой, отступая ко мне. С каждым сказанным им словом она все ближе.
- Этого просто не может быть, — ее голос дрожит.
— Ты же сама понимаешь, что так и было, Морковка! Я вернулся грязный и в крови. Я вылез из-под земли.
Она обхватывает тоненькие плечи руками, дрожит. Соня поворачивается ко мне, в ее глазах столько мольбы. Она понимает, что Назар прав, потому что его слова — чистая правда. Но ей так хочется, чтобы я убедил ее в обратном.
- Паша, скажи, что это не так… Паш…
В этот момент я возненавидел себя. Стоял там, в глаза ее смотрел, красивые и грустные, и понимал, что сейчас разобью ее сердце. Сломаю ее. И так больно, что вдохнуть не могу. Скручивает — хоть волком вой. Бл*дь, я бы все отдал, чтобы этого не было. Я бы соврал, с таким удовольствием бы сказал ей выдуманную, свою правду. Но глядя в ее чистые глаза, я понял вдруг, что с нее хватит лжи. Она имеет полное право пусть на мерзкую, но правду.
— Прости, — сорвался шепот с губ. В этот момент с ее лица сошла краска. Она была бледной. Словно живое привидение — осунулась вдруг, будто и похудела разом. Все еще боролась, я видел это в ее глазах. Слышала, но отказывалась верить. И мне не оставалось ничего больше, кроме того, как добить ее.
— Мне пришлось… Соня…
Я не знал, как сказать. Все до единого слова вылетели из головы. Как идиот, стоял и мямлил, наблюдая за тем, как разбивается сердце любимого человека.
Она скривилась.
— Убирайся.
Я стоял и не мог шага ступить. По лицу что-то мокрое текло, провел рукой, зажмурился. Нет. Не уйду. Пусть убивает, пусть уничтожит, но я не смогу…
Потянулся к ней. Но она отскочила от меня так, словно от прокаженного.
— Убирайся, — процедила со злостью. Ее боль — я тонул в ней. Она схлестнулась с моей собственной и, словно мощный поток воды, сбила с ног, наполнила собой все. Глаза, рот, легкие — я горел в огне, я тонул в ней. Мне хотелось сдохнуть.
— Соня, дай мне объяснить.
Девушка прижалась к отцу. Она больше даже не повернулась ко мне.
— Убирайся, Монтана. Умоляю тебя, убирайся…
Глава 24
— И что ты будешь делать?
Вместо ответа я выпил еще стопку виски. Пищевод обожгло огнем, голова немного кружилась, но боль была все такой же сильной. И она все так же не давала мне вздохнуть.
— Завтра поеду к ней на работу, поговорю. Я должен ей все объяснить, она поймет. Это просто эмоции, шок.
Марк посмотрел на меня задумчиво. Словно мои слова казались ему детским лепетом.
— Пусть так и будет, брат.
Я посмотрел на часы. Уже далеко за полночь. Телефон молчал. Да и вряд ли она станет писать мне что-то, если проклятиями сыпать. Перед глазами всплывало ее лицо, искаженное болью и разочарованием. И эти воспоминания вспарывали ножом внутренности, а я все пытался залить агонию виски. Только она еще больше разжигалась.
— Монтана, мое предложение работы в силе.
Я усмехнулся.
— Меня не интересует работа автослесаря.
Марк заерзал на стуле.
— Нет. Ты не понял. Я предлагаю тебе быть не моим наемником, я предлагаю быть моим партнером по бизнесу. Я знаю, ты рубишь в нашей теме получше меня. И ты мне действительно нужен. Займешься делом, бабок срубим, займешь свою голову. Да и Соне остыть дашь. Ей время нужно.
— Марк, ее отец узнал меня. Уверен, Старик пойдет катать заяву, и меня уже завтра утром будет разыскивать вся полиция.
Голова отказывалась работать. Я понимал, что нужно улетать. Брать в охапку Нику и валить домой. Так будет лучше для нашей семьи. И я бы так и сделал, не встреть я ее. Не произойди все то, что случилось. И теперь я понимаю четко и ясно, даже если надо мной будет нависать угроза смерти, я не покину эту страну, пока здесь Соня. Сдохну, но сделаю все, чтобы она правду узнала, чтобы простила меня.
В руках завибрировал телефон. Давно забытое чувство волнения стиснуло грудь. Не она. На экране высветилось имя Ники. А когда понял, который сейчас час, кровь в венах застыла от дерьмового предчувствия.
— Алло.
Из динамка доносится незнакомый мужской голос. Тошнота подкатывает к горлу.
— Что с ней? — рычание хриплое, на полноценный голос
