здесь?
— С чего ему быть здесь? — спокойно переспросил Траль.
— Я просто подумал, что дворф вдохновит его на посещение своего старого доброго папочки.
— Твоего сына отправили в Тосторонье в целях предосторожности. С трудом представляю, как мелкий дворф мог бы его переубедить.
Шляпник выглядел расстроенным, но внезапно его лицо расплылось в ухмылке.
— Что ж, вернёмся к делу. Я отвечу на все твои вопросы, если ты скажешь мне, с кем именно из вас я сейчас разговариваю.
На лбу Траля проступил пот. «Быть не может. Как он узнал?». Тралю повезло прожить долгую жизнь, что позволило ему пережить множество людей, а детали его прошлого, основная их часть, была похоронена в Агентстве, либо в Архиве и в памяти тех немногих, кто тоже жил долгую жизнь.
Шляпник подался вперёд.
— Безумец не может обмануть безумца, а я, как тебе известно, совершенно безумен. Я знаю вас, Траляля… и Труляля. Но, как я и сказал, я сохраню вашу тайну. Я лишь желаю знать, с кем именно сейчас разговариваю. Вот и всё.
Траль попытался собрать. И не никак не мог.
— А…э…ы…
— Это не совсем по-английски, не так ли? Послушай, мне известно, что ты сумел убедить всех вокруг, что две твои личности слились в одну, следовательно, ты совершенно нормален и способен вести себя, как обычный член общества. Но, мне лучше знать. Я знаю, каким образом ты добываешь столько информации. Знаю, почему ты так здорово справляешься с безумцами и преступниками Этосторонья. Всё потому, что ты такой же безумец. Только лучше скрываешься. Вы оба предали сами себя. Вы оба до сих пор здесь, для меня это очевидно. Вы — шарада, подделка, подражание. Вы — великолепный театр из двух актёров, но с одним голосом. Итак, — сказал Шляпник и распрямил тонкие костистые пальцы в вопросительном жесте, — скажите, что я неправ.
Траль обильно потел. Он ведь был осторожен. После терапии он смог убедить всех, что сумел развить нормальность в изящное искусство.
— Ты… т-т-ты неправ.
— Да?
— Я здесь не о нас разговаривать. — Траль закрыл рот ладонями.
— Ааа, ну, вот вы где. Вы должны признать, что вырывать страницы из моей обширной книги — не самая плохая идея. Гораздо лучше быть теми, кто вы есть, нежели теми, кем вас хотят видеть люди.
— Н-но, ты же сумасшедший.
Шляпник широко улыбнулся.
— Значит, друзья мои, вы в отличной компании.
Траль слегка дёрнулся и разразился слезами.
Шляпник встал в полный рост. В свете свечей, отбрасывающих тени на стену и при звуках грома, ревевшего за пределами Башни, Шляпник выглядел поистине жутко, его волосы свисали жирными нитями, изодранная одежда висела на тощем теле.
В голове агента Труляля ревел без остановки, а Траляля лишь тихонько всхлипывал. Нити здравого рассудка, что всё это время превосходно разъединяли личности Труляля и Траляля, оказались разорваны за считанные минуты. Когда он был ребёнком, Траляля и Труляля были двумя личностями, застрявшими в маленьком теле, не противоборствующими, а, скорее, сиамскими близнецами. Они ссорились, дрались, договаривались, любили и смеялись. И всё же, подобную странность можно терпеть лишь какое-то время, поэтому встал выбор: пройти терапию или сесть в Башню до того, как его безумие причинит кому-то вред. Решение было закономерным.
— Тролль! — выкрикнул Шляпник.
Послышались шаркающие шаги, запоры отъехали в сторону. Дверь слегка приоткрылась и тролль сунул в проём уродливую голову.
— Чо надо? — прорычал тролль.
— Кажется, наш дорогой друг немного сошёл с ума. Не найдётся ли где-нибудь свободной камеры, чтобы он мог отдохнуть? Я пригляжу за его рассудком, пока он будет спать, — вежливо пояснил Шляпник.
— Ты чо с ним наделал?
Шляпник принял искренне удивлённый и невинный вид.
— Я? Мы просто разговаривали, и вдруг он… сами посмотрите.
Тролль распахнул дверь. Лампа осветила камеру, явив взору крупную круглую фигуру, которая сидела на полу посреди камеры и всхлипывала. Тролль взглянул на Шляпника, тот пожал плечами.
— Я даже не смог рассказать ему свою тайну, — сказал Шляпник и разочарованно покачал головой.
Тролль подошёл к Тралю и взял под руку.
— Так, лан-лан, всё путём, он на многих так влияет.
Тролль взял свечу и за руку потянул Траля из камеры. Тот встал, понурив голову, и оба вышли из камеры, оставив Шляпника в одиночестве.
Дверь захлопнулась и свет покинул помещение. Шляпник стоял посреди камеры и маниакально ухмылялся.
Глава пятнадцатая
Мигунизм
Роберт решил, что, чем чаще он будет путешествовать по запутанной системе дверей, тем легче это путешествие будет ему даваться. Он ошибся. Он сбился со счёта, сколько раз оборачивался и прыгал в дверь, а тошнотворное чувство, которое расползалось по кишечнику и щекотало миндалины, никуда не делось.
Он вышел через очередную дверь и в тот же миг мир обрёл чёткость. Он стоял на длинном пляже, песок которого нежно омывали воды бескрайнего океана. Из-за горизонта выглядывало солнце, а лёгкие Роберта наполнились запахом моря. И вдруг он их увидел. Поначалу он не был уверен, но, когда солнце спряталось за горизонтом, а затем выскочило из-за него, заливая всё вокруг утренним светом, он убедился в своей правоте.
— Это же русалки! — воскликнул Роберт.
Вдалеке на пляже лежали и загорали три женщины-русалки. Выше пояса они были обнажены. «Полагаю, они и ниже пояса обнажены».
— Они прекрасны!
— Ага, наверное, — сказал голос.
— Наверное? Наверное? Ты погляди на них, они же прекрасны!
— Ну, они же наполовину рыбы, разве нет?
Роберт взглянул на русалок.
— Ниже пояса, да.
— Я просто не вижу ничего привлекательного, — сказал голос.
— Как ты вообще можешь быть мной? Ты хоть знаешь, сколько раз мы не соглашались друг с другом за последние несколько часов?
— Ну, я не считал…
— Двадцать шесть, — сказал Роберт.
— Значит, ты считал, да?
— Двадцать шесть несогласий!
— Что ж, ночка выдалась долгой.
— Я просто не понимаю, как ты можешь быть моим разумом, или моей совестью, или кто ты там. Я не…
— Русалки приближаются, — сказал голос.
Роберт открыл было рот, чтобы возразить, но заметил, что голос прав. Русалки ползли вдоль пляжа в сторону Роберта, волоча за собой рыбьи хвосты. Они находились метрах в десяти от него. Их обнажённые груди выглядели огромными и соблазнительно покачивались. Морской бриз трепал их длинные тёмные волосы. На бронзовой коже блестели лучи солнца. Они издавали самое прекрасное урчание, а
