монах Олимпий
Хочу спросить у г-на Лукина: чьи поруганные права он защищает? Разве чиновник высказался внятно хотя бы по одному из вопиющих случаев попрания достоинства, чести и свободы русского человека? Он заступился за верующих, оскорбленных боннэровско-сахаровской выставкой «Осторожно, религия»? Может, он попытался облегчить участь молодого парнишки, доведенного до отчаяния и осужденного за необдуманный поступок в московской синагоге столь же сурово, как серийные убийцы? Встретился ли Лукин с русскими патриотами Квачковым и Шутовым, осмелившимися в одиночку выйти на поединок с Чубайсом и Собчаком, которые принесли горе и разруху в наш дом? Никогда он этого не сделает, ибо ему куда приятнее обсуждать с членом Общественной палаты хасидом Берл Лазаром «светлое» будущее так любимой ими России.
Уполномоченный Лукин не на ровном месте вырос. Корни правозащитного движения, пущенные такими, как он, еще в советские времена, никогда не приносили плодов, способных оградить от поругания и ущемления свободных проявлений истинных патриотов Отечества. Неистово боролись пламенствующие витии с тоталитаризмом за права инакомыслящих граждан СССР: Щаранского, Буковского, Войновича, Аксенова.
Боролись со всесильным андроповским ведомством и побеждали его, добиваясь почетной высылки своих подзащитных во Францию, Германию, Англию, США, а на худой конец, в Израиль. А может, и не боролись вовсе, а просто договаривались с мощным партнером, «менявшим хулигана на Луиса Корвалана». Не беспокоили, однако, члены Хельсинкской группы хозяев Лубянки просьбами о защите Владимира Осипова, Леонида Бородина и многих других русских патриотов, продолжавших и на заре перестройки есть тюремную баланду.
В либеральные наши времена доморощенные «омбудсмены» во главе с иудушкой Ковалевым грудью встали на защиту Басаева, Бабицкого, Гусинского, отодвинутых от кормушки киселевских воронов телеящика. Плевать они хотели на гибнущих в Чечне псковских воинов, посмеивались над матерью героя-мученика Евгения Родионова, совершавшей в одиночку опаснейшие вылазки в стан врагов, чтобы обрести прах любимого сына. Послушайте полные лицемерия и отсутствия милости к павшим дешевые театральные представления адвокатов Резника, Барщевского или Шмидта, и вам станет ясно, кого они уполномочены защищать и ограждать от справедливого гнева поруганной России.
Не плюй в колодец
Только что вернулся из Санкт-Петербурга, где обычно в это время принимаю дипломы у выпускников реставрационного отделения Художественного института имени И. Репина.
Эти встречи со студентами – всегда праздник, ибо вижу я прекрасно обученных специалистов, любящих старое искусство и готовых жизнь посвятить сбережению историко-культурного наследия. Велика и несомненна в воспитании молодых художников-реставраторов заслуга наставников, свято чтящих вековые традиции своей alma mater. Вспомнил я, возвращаясь из Большого зала Петербургской филармонии, где мой друг Максим Шостакович дирижировал Восьмой симфонией, написанной великим отцом, встречи и беседы с Дмитрием Дмитриевичем, так помогавшие нам в поисках своего пути. Такой же чистой водой из кладезя познания потчевали меня и корифеи живописи – ленинградские академики Евсей Моисеенко и Петр Фомин. На всю жизнь остались в памяти их «исследовательские» рассуждения об искусстве, отличавшиеся духовностью, блестящим знанием профессии и умением говорить с молодежью на языке доступном, лишенном заумной вычурности, согревая нас при этом поистине родительским теплом.
Мне, занимающемуся вот уже полвека открытием и сохранением художественного наследия России, посчастливилось встречаться и дружить с яркими представителями отечественного изобразительного искусства. Павел Корин, Николай Ромадин, Олег Комов, Дмитрий Бисти, Анатолий Зверев, Олег Филатчев, Александр Харитонов, Дмитрий Краснопевцев, Михаил Шварцман, Всеволод Смирнов – вот далеко не полный ряд творцов, одаривших радостью духовного общения. И какая горесть, а иногда и жгучий стыд перед их вечной памятью охватывают меня сегодня, когда забвение, граничащее с наплевательством и презрением, стали участью, уготованной нынешними законодателями художественной моды столпам нашей культуры.
Устраиваемые культурным ведомством на огромные государственные средства биеннале демонстрируют москвичам скульптуры из замерзшей мочи, целующихся геев в форме солдат Российской армии. Академия художеств награждает золотыми медалями, которые получали Брюллов, Репин и Суриков, человека-собаку Кулика – за выставленное им чучело Льва Толстого в клетке с живыми курами, которые гадят на классика. Редко же показываемое наследие художников, работавших в советские времена, славильщики «мастеров» неприличного постмодерна старательно обходят молчанием, ибо оно их раздражает. Не надо плевать в колодец прошлого, господа, ибо жажду можно утолить лишь его прозрачной и живительной влагой.
Гоголь и швыдкие
В последнее время я стараюсь не участвовать в общественных диспутах и пленарных заседаниях; отказываюсь от пресс-конференций и уж, конечно, всячески избегаю содомитские тусовки. Причины «аскезы» просты: возрастная усталость и желание успеть сделать неотложную работу. Недавнюю же пресс-конференцию «Российской газеты» с членами попечительского совета «Фонда Гоголя» я отнес к первоочередным делам, где мое появление необходимо. Каково же было удивление, когда в газетном отчете о государственном обсуждении и осуждении чиновничьего равнодушия к памяти великого писателя, чей 200-летний юбилей в 2009 году обозначен ЮНЕСКО как «Год Гоголя», я не нашел ни одного из высказанных мною аргументов и фактов. Ернический заголовок «От «мертвых душ» – уши?» обязывал газету дать ответ на вопрос: кто эти «души» и кому их тянуть за торчащие позорно уши. Он и содержался в моем кратком выступлении.
Бюрократы от культуры с потрясающим упорством убеждают нас в том, что в доме № 7а по Никитскому бульвару, где Гоголь писал второй том «Мертвых душ» и сжег его, где встречался он с лучшими умами России и где, соборовавшись, умер, не может открыться первый и единственный в стране музей писателя, ибо там нет мемориальных вещей. Служа по России, я провожу немало времени в пушкинском творческом приюте на Псковщине. Так вот, там подлинных предметов, которых касались руки поэта, раз-два и обчелся, а сами дома Ганнибалов, Пушкиных, Осиповых-Вульф снесены до основания и заново построены. Усадьба же Толстых на Никитском предстает ныне такой, какой она виделась и Гоголю…
Мне понятно, откуда растут уши чиновничьего презрения к памяти гения. Сегодня повторяется картина, «нарисованная» большевиками после революции. Одурманенные мертвящим запахом разрушения духовных государственных основ, пролеткультовцы уничтожали с упоением шедевры мирового искусства. Спешили при этом осуществить бредовые проекты вождистской «монументальной пропаганды», забыв, правда, поставить внесенный в списки памятник Андрею Рублеву, зато трижды увековечив при этом на площадях российских городов Иуду Искариота.
И ныне спешат суетящиеся и высоко котирующиеся мастера культуры открывать «музеи имени себя», с завидной последовательностью «рожать» уродливые монументы скромнейшему Достоевскому, пытаться уничтожить центр Москвы бесовским примусом в честь Булгакова. Только в стране, живущей по понятиям, стало возможным расположение церетелиевского зоопарка рядом со святая святых – Могилой Неизвестного Солдата у Кремлевской стены или водружение колумбообразного монстра имени Петра I, обезобразившего вид на Кремль и подавившего «возрожденный» тем же халтурщиком
