Элоиза задумалась.
— Знаешь, наверное. У меня лучшее за всю мою жизнь место работы, отличная компания друзей, и семью свою я люблю. И встречаюсь с невероятным мужчиной.
— А почему только встречаешься? — Полина взглянула внезапно и остро, как умела она одна.
— В смысле? Почему мы вместе не живём что ли? А зачем?
— И не хочется?
— Обременять своей повседневностью другого человека? Нет.
— Но когда узнаёшь человека в такой повседневности, он становится ещё ближе.
— Соглашусь, но я не уверена, что нам обоим это надо. Я привыкла жить сама, у него был отрицательный опыт семейной жизни. Поэтому как есть.
— Ну смотри. Это воспоминания подтолкнули тебя размышлять о счастье?
— Наверное. Спасибо тебе, я под крышечку полна информацией и иду её переваривать.
— Ступай. Кстати, о счастье и о семье. А свой нынешний день рождения ты планируешь как-нибудь праздновать?
— Не знаю, не собиралась, честно говоря.
— Ты всегда можешь мне сказать, и прийти сюда. Сама и со своими гостями. Ясно?
— Но Полина, я и вправду не знаю…
— Подумай, — улыбнулась Полина. — А сейчас и вправду ступай, поздно уже.
Было и в самом деле поздно, но по дороге Элоиза позвонила Себастьену.
— Я приду к вам, сердце моё. И вы мне что-нибудь расскажете.
Она даже сообразила попросить, чтобы ей в гостиную принесли вина, фруктов и сладостей. И успела слегка переодеться. А потом уже он к ней пришёл.
Оглядел тревожным взглядом — все они, и он, и Шарль, и Варфоломей, и Лодовико, как её видят, так первым делом оглядывают — всё ли в порядке. Теперь уже всё.
— Я попросила немного еды, вас интересует?
— Это значит, вы совсем вернулись к жизни. Это замечательно. Конечно, меня интересует немного еды. И немного вина. И потом ещё немного времени с вами, просто с вами. Рассказывайте, сердце моё. Что вам сообщила ваша тётушка?
— Она тоже знала не слишком много, как оказалось, — и Элоиза вкратце пересказала размышления Полины о Норе и её жизни. — И мне кажется, я немного поняла себя и своё отношение к Норе и ситуации.
— Говорите, я тоже хочу это понять.
— Бабушка Илария частенько повторяла, что хоть Нора и старшая, но я сильнее и поэтому должна о ней заботиться. Особенно после того случая, когда я приворожила её к вашему брату. Меня эта позиция просто наизнанку выворачивала — заботиться вот о ней? После того, что она обо мне говорит и что думает? А бабушка настаивала, причём особо не деликатничала — мол, это семья, а вопросы благополучия семьи всегда должны быть на первом месте. Даже если кто-то из семьи тебя на дух не переносит. Мне в таком контексте была ближе семья Шатийонов — с ними было проще. И с Линни, это они с Марго мне как родные сёстры. И когда Нора умерла, ощущение было — не уберегли. Не справились. Все не справились, я в том числе. Но я-то вообще никак не могла повлиять ни на неё, ни на ситуацию, да кто бы мне это тогда разъяснил? Мне только могли сказать, что я её мало любила. А поскольку это так и было, то я грызла себя, не находила разумного выхода и пряталась в виртуальных сундуках. А сейчас я себя больше не грызу. И не знаю, что тому причиной — что мы раскопали всю историю или в том, что вы вытащили меня из моего вымышленного убежища. В любом случае — спасибо.
— Не за что, Элоиза. Я рад, что удалось вызволить из плена ваши… рожки.
Она невольно рассмеялась.
— Пусть рожки, как скажете. Но я и предположить не могла, чем всё закончится, когда шла к вам вечером, чтобы пожаловаться на взлом компьютера.
— Приходите ко мне чаще, в этом есть несомненная польза, не находите? — улыбнулся он. — Давайте сделаем вам причёску с рожками, а Лодовико её сфотографирует. Или попросим у Варфоломея художника — пусть нарисует.
Элоиза наморщила нос.
— Меня — в виде улитки? Не думаю, что это хорошая идея. Развели тут… зоологию беспозвоночных!
— Улитки, феи в раковине, волшебницы за сундуком… не важно. Если вы уже смеётесь об этом, то всё хорошо.
— Как вы думаете, если мы бросим посуду здесь до утра и уйдём в спальню, мир не обрушится?
— Это, конечно, серьёзный вызов незыблемости мира, но — я думаю, мы можем позволить себе эту вольность. Ступайте, я за вами.
30. Давняя история. Знак препинания. Доменика Прима
К старшей Доменике Элоиза ехала в традиционных сомнениях. Говорить ли с ней? Если да, то о чём с ней говорить? И не сделает ли она хуже?
И уже когда впереди были видны монастырские стены, мысль оформилась. Она поговорит, да. В контексте того, чем они занимаются. А лишние вопросы можно и не поднимать. Или пресекать.
Доменика оглядела её и прямо с порога вместо приветствия выдала:
— Что с тобой произошло?
— Ты о чём? — Элоиза села, как ни в чём не бывало.
— О каких-то глобальных внутренних изменениях, которые видны невооружённым глазом. Мне видны, не знаю, заметит ли кто-нибудь ещё.
— Полине я просто рассказала.
— Тогда уж и мне расскажи, любопытно, — усмехнулась родственница.
— Я обнаружила, что в определённых ситуациях вся моя защита летит к чёрту, и я становлюсь бессильна.
— Ты можешь описать особенности такой ситуации?
— Могу, — усмехнулась Элоиза. — В том случае, если речь идёт о моей сестре Норе.
— Надо же, интересно. И часто ли так случается?
— Знаешь, нет. Не часто. Но жизнь столкнула меня с человеком, который имел к истории Норы непосредственное отношение.
— Вот как. И где ты нашла такого человека?
— Я его не искала. Так получилось. Но мне кажется, я смогла разобраться и найти в себе некоторую опору. Не без помощи и очень не сразу. А хотела бы, чтобы сама и быстрее.
— У всех есть уязвимые места, с этим ничего не поделаешь. Это своё проблемное место ты знаешь, и либо учишься его специально защищать, либо оно перестаёт быть проблемным.
— А есть и такие способы защиты?
— Вполне, — кивнула Доменика, сощурившись. — Самое эффективное — блокировка памяти. Нет воспоминаний — нет проблемы.
— Но это буду уже не вполне я.
— Конечно. И поэтому я предпочитаю второй вариант. Понять, почему болит, и вылечить. Кстати, ты производишь впечатление человека, который как раз понял.
— Мне тоже так кажется, просто я ещё не до конца с этим освоилась.
— Освоишься ещё, дело времени.
— Скажи, а что ты думаешь о смерти Норы?
— В каком смысле — что думаю?
