Поедешь со мной на работу? Поедешь? Вот какой молодец, хороший мальчик.
Из спальни вышла, пошатывающаяся как сомнамбула, Светлана и, не открывая глаз, неуверенной походкой пошла в сторону кухни.
— Эй, а ты куда собралась? — я поймал девушку за теплую со сна руку.
— Завтрак тебе готовить. — нечесаная головка ткнулась мне в плечо. Света, не открывая глаз, стала устраиваться на моей груди поудобнее.
— Иди спать. Время пять часов утра, какой завтрак? — я ткнулся губами в пахнущую чем-то приятным макушку и, легким шлепком по оттопыренной попке, направил спящую девицу обратно, в сторону кровати.
— Мне мама рассказывала, что если не будешь мужчину кормить завтраком, то его будет кормить кто-то другой. — Света задержалась на пороге спальни, ухватившись двумя руками за косяк двери.
— Мама твоя молодец, но в пять утра ты должна еще спать. Я сам себе что-нибудь найду. Сладких снов.
— Угу. Спасибо. — спящая голова изобразила энергичный кивок и девичье тело, обряженная во что-то, облегающее и очень короткое, окончательно скрылось в районе такой, манящей и зовущей вернуться, кровати.
Родители Светланы, обитающие в далеком Минусинске (или Междуреченске? Я все время забываю), баловали великовозрастное чадо всякими вкусняшками, передаваемыми многочисленными знакомыми, часто заезжающими по делам в Город. Вот и сегодня, я побаловал себя приличным молотым кофе из зеленой картонной пачки, первый сорт, ГОСТ, все дела. Не долго им осталось существовать, таким упаковкам. Которые любят люди, ценящие качество. Скоро все завалит непонятные субстанции под этикеткой «Кофе растворимый», «Три в одном», которое всегда вызывало у меня кислое послевкусие. Сцедив в чашку с кофе струйку кремового цвета сгущенки из сине-белой банки, изготовленное в Кемеровском поселку Тяжино, я подвинул к себе блюдце с хлебом — сыром. В тоже мгновение в руку мне ткнулась чья-то жалобная морда.
— Иди кашу есть. — я отпихнул попрошайку, но Демон был зачастую весьма настойчив. У меня появилась альтернатива — либо поделится, либо беспокойно пить кофе, все время ощущая на себе пристальный взгляд, сравнимый со всей скорбью еврейского народа.
— Хорошо, но только один кусочек, и ты идешь есть кашу — ломтик сыра мелькнул в воздухе, щелкнули крепкие зубы, и мохнатый вымогатель отправился к своей миске, где он принялся с удовольствием поглощать овсянку с кусочками мяса, в магазине появляющееся под наименованием «Обрезь говяжья».
Выпустив Демона побегать по кустикам на пять минут, я загрузился в «Ниву», завел мотор и включил радио.
«Центральным событием пленума ЦК Компартии России стало заявление первого секретаря Центрального Комитета товарища Полозкова с просьбой освободить его от обязанностей первого секретаря ЦК Компартии России и вывести из состава Политбюро в связи с переходом на другую работу. Пленум удовлетворил просьбу товарища Полозкова. На должность первого секретаря ЦК Компартии РСФСР избран Валентин Купцов, секретарь ЦК КПСС, передает агентство ТАСС», — бодро зачитал сообщение диктор радиостанции «Маяк»: — «Переходим к новостям сельского хозяйства».
Господи, кто эти люди? Наверняка они сейчас значимые и номенклатурные, с пайками, спецдачами и персональными «Чайками». А через несколько дней Ельцин влезет на танк в Москве и все эти Полозковы — Купцовы будут сброшены со своих шестков, а, чуть попозже, в результате, исключительно, демократических процедур и в рамках правового поля, лишаться того, что они сейчас имеют. А через пару-тройку лет их «Чайки» и спецдачи будут выглядеть смешно и убого. Новые демократичные хищники будут пожирать всенародное добро в несопоставимых масштабах, а все льготы советской номенклатуры, наличие которых не дает спать спокойно всему советскому народу, будут смешны и нелепы, по сравнению с благами, которыми будет пользоваться любой начальник среднего звена в Новой России. Ладно, пора ехать.
Я хлопнул ладонью по переднему сидению, и черная туша, одним прыжком, заняла свое законное место рядом со мной в салоне «Нивы». Вывернув со двора и проехав перекресток под мигающий «желтый» сигнал светофора, я проехал чуть — чуть и припарковал машину рядом с машиной дежурной части, из приоткрытой форточки которой доносился громкий храп водителя. Человека убили или выбросили из машины уже трупом всего в двухстах метрах от места моего временного жительства.
Тело мужчины средних лет и среднего телосложения лежало в позе эмбриона возле крыльца медицинского училища. Никто не накрывал тело, никто не обводил его контур на асфальте мелом. Юрист третьего класса Кожин Евгений Викторович, следователь Дорожной прокуратуры писал протокол осмотра, положив папку на теплый капот дежурного «УАЗика», на газоне, под окнами медучилища, эксперт-криминалист копался среди чахлых незабудок, собирая в целлофановый пакет найденные бычки.
— Здорово! — я пожал руку прокурорскому «следаку»: — От нас кто-нибудь был?
— Да, дежурный опер, молодой, я его не знаю. Пошел поквартирный обход делать.
— А ты, что, дежуришь?
— Ну да, два часа осталось. Не мог этот сука найти тело попозже. — со злобой, к неизвестному мне человеку, пробубнил Кожин.
— Тут к восьми часам студентки бы в училище пошли, кто-нибудь, все равно, к трупу бы полез, врачебный долг выполнять. Встречаются еще такие люди. Так что тебя все равно до девяти часов успели бы сюда отправить. Сам понимаешь — криминальный труп в центре города валятся без присмотра не должен. А так есть у тебя вариант к десяти утра освободиться, если отвлекаться не будешь. Кстати, а кто труп нашел?
— Да вон БОМЖ сидит.
— И что, он сам милицию вызвал?
— Ну, якобы он.
— Понятно, ладно, тоже пойду на обход.
БОМЖ на корточках сидел метрах в десяти от машины дежурной части и курил сигарету с золотистым фильтром, наверное, это был дружеский подгон от членов следственно-оперативной группы за правильную гражданскую позицию. Рядом стояли две старые матерчатые сумки со стеклотарой.
— Здорово, бродяга.
— Здорово, начальник, курить есть?
— Нет, сигарет нет.
Услышав, что курева в обмен на информацию не будет, БОМЖ, мужик без возраста, с пегой клочковатой бородой, в засаленной кепке, когда-то белого цвета с нашлепкой на лбу «Москва −80», демонстративно отвернулся.
— На тебе! — я протянул ему десятку.
— Это что, начальник?
— Ты слепой? Деньги, на развитие бизнеса.
— М-м-м… — видно, что король помоек в это время суток предпочел бы сигареты, но, поколебавшись, деньги он принял, потянувшись за купюрой темной, от загара и грязи, рукой.
— Что надо, начальник?
— Про труп рассказывай.
— Что рассказывать?
— Слушай, если я тебе деньги дал, то это означает только то, что мне тебя пнуть лень. Если ты сейчас не расскажешь, как ты оказался возле трупа, я, все-таки, совершу насилие над собой и преодолею свою природную лень…
— Да, понял я тебя начальник, что орать то сразу. — БОМЖ чуть отодвинулся от меня, опасливо косясь на мои ноги, обутые в тонкие китайские тапки, сделанных по подобию детских «чешек» — ну, не проснулся я
