глубинное местечко, где формируется плод, природа сделала безразличной к внешним воздействиям. Короче говоря, моя пациентка не завопит, однако я не желаю видеть эти мерзкие пухлые губы – г убы, что целовали его. Его!
– Ну что ж, сударыня, приступим!
Маточный расширитель, стоявший на подоконнике, достаточно охладился. На улице январь. Уже темнело; было только четыре часа дня, но в Сибири смеркается рано.
Я надела медицинские перчатки и взяла в руки орудие мести, чуть припорошенное снегом, залетавшим из приоткрытой оконной створки. Повертев охлажденное орудие мести, стряхнув с него снежинки, я ввела его внутрь – и испытала странное, почти болезненное наслаждение. Мне словно передался холод от расширителя, по коже пробежал озноб, и я, кажется, поняла, что такое холодная месть.
Жертва издала нечленораздельное мычание. Я заглянула в расширенные будто от ужаса зрачки соперницы.
– Это только начало! – прошептала я.
И отошла к окну. Достала сигарету, закурила.
Удачно всё сложилось. Был выходной день. Кроме вечно дремлющей дежурной сестры, в городской больнице никого.
Роман с ним у меня был короток: ровно год. Боже, но год счастья – это так много!
Я спала с ним на своей кровати, в деревенском доме моих родителей. Мы строили планы, мы говорили о будущем, мы верили в общую судьбу.
Но, видимо, счастье вечным не бывает. Дьявол или бог, но кто-то устраивает так, что всё имеет свой конец.
Однажды мой любимый собрался в город по работе. Позднее поездки «к начальству» участились. Пришёл и тот день, когда любимый мой мужчина поехал в город и не вернулся. Как оказалось, он и вещички успел с собой прихватить.
Я рыдала всю ночь. Я выплакала море слёз, а утром не могла поднять потяжелевшую мокрую подушку.
Я не хотела больше жить. Каждая клеточка моего тела требовала привычной ласки. Уши желали слышать его голос. Кожа хотела ощущать прикосновение его рук. Губы жаждали его губ. Миновал год любви, но мне хотелось его всё так же, как в первый раз. Ненасытно и без конца.
Не знаю, как я не сошла с ума и не покончила с собой. Нет, знаю! Однажды, когда я, словно бездушный автомат, поехала на работу в больницу, где попеременно выполняла роль то врача-гинеколога, то акушерки, мне сказали, что он (мой «он»!) живет рядом. У него большая любовь с чиновницей из городской администрации. Вот тут-то я и очухалась.
Эта новость вернула меня к жизни. Каким-то животным чутьем самки, потерявшей самца в схватке с более сильной соперницей я поняла: надо немного подождать. Больница здесь одна. А постельные истории часто оканчиваются в абортарии.
Изменник! Предатель! Как только я не называла того, кого недавно боготворила!
За что? За что мне такие муки?
Банально, но это верно: от любви до ненависти – всего один шаг. И я этот шаг сделала!
Час расплаты настанет. Я верила в это. Этой-то верой и держалась. Верой и страшным ожиданием. Так у меня в жизни возникла новая цель.
Я даже купила себе шикарное платье, потратив на него половину месячной зарплаты. Сделала новую прическу и маникюр.
И вот звездный час пробил! Между прочим, я была отличницей в мединституте. Да и практика у меня постоянная. Я прекрасно знаю, как профессионально «вычистить» женщину – сделать ее навсегда бесплодной, но не оставить ни следа вмешательства.
Набор инструментов в абортарии порадовал бы глаз любой мстительницы.
Вот они, маточные кюретки всех размеров, острые петли из металлической полосы. Их более острая сторона предназначена для разрезания ребенка на части, другая же сторона позволяет выскоблить матку для отслоения плаценты.
Вот они, эмбриональные ножницы, щипцы с цепной пилкой, декапитаторы, перфораторы всех видов, крюки для распиливания, дробления и разрушения черепа и позвоночника ребенка, находящегося в чреве женщины, для более легкого его захвата и извлечения.
Когда-то, на заре юности, жуткие, прямо-таки нечеловечески жестокие иллюстрации из учебника по акушерству не давали мне спать. Был момент, когда я пожалела о выборе профессии. Но однажды сознание переменилось: видимо, выработалась привычка к восприятию того, что прежде казалось мерзостями. Так привыкают к своей работе врачи, следователи, военные. Словом, острота восприятия притупилась. Что-то мягкое, какая-то буферная зона образовалась между учебниками с больницей и сознанием. Разум отвергал чувственно-смысловое переживание происходящего: оно было, но будто бы его не было. А ведь даже фашисты, загонявшие иголки под ногти партизанам, зажимавшие кисти рук в дверях, выглядели просто подростками с неразвитой фантазией по сравнению с «джентльменским набором», предназначенным для насильственного извлечения плода из чрева женщины. Набор, воплотивший в себе изощренную техническую мысль, направленную на устранение ошибок, допущенных женщинами во время сладостных любовных игр и забывших о вероятной расплате!..
Пора. Я вынула маточный расширитель из тела соперницы. Затем достала гинекологическое зеркало, позволяющее сделать окончательный вывод о состоянии плода. Ну что ж, не так всё плохо у дамочки. Правда, для аборта восемнадцать недель – это крайний срок.
Что же между ними такое произошло? Почему женщина решила избавиться от плода?
Мне рассказали, что он возил ее в Москву. Познакомил со своей мамой. Купил ей австрийские сапоги с леопардовой отделкой, югославскую дубленку. Наконец, подарил золотое кольцо с бриллиантом.
Может быть, у них ничего плохого не произошло. Они просто решили, что рано им заводить ребеночка.
В это я поверить не могла.
– Нет, дорогуша, – шептали мои губы, – врешь, что-то ты не договариваешь, сказки сочиняешь для своих подружек, женушек партийного руководства! Значит, и тебя бросил, дурочку! Поматросил и бросил. Тоже мне нашелся, переходящий вымпел мужского пола победительнице сексуального соревнования за лучший оргазм! Зато подарков вон накупил не на одну зарплату!
Москвичи, думала я, они такие! Зачем ему девушка из провинции? Заработал длинный рубль в Сибири-матушке – и домой, в белокаменную. Там этих красоток полно. Небось, жалеет уже, что так потратился на девушку.
А может, все-таки любовь?
На ум снова идут стихи.
Любовь ли это – или любованье,
Пера причуда – иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину –
Иль чуточку притворства – по призванью…
Поэзия ли тому была причиной или нет, но после этих строчек злость к сопернице сошла на нет. Докурив сигарету, я достала среднюю маточную кюретку и принялась за работу.
За работу!
За окном было черно и морозно. А на душе затеплился непонятно откуда взявшийся огонек надежды. Не так уж плоха моя жизнь. Я ещё молода. Да и красотой творец не обидел. Мужчины по-прежнему крутятся рядом, на танцах наперебой приглашают. Особенно этот рыжий, конопатый – вроде бы Толиком
