Я обернулась и увидела шестерых женщин, пристально глядящих на меня. Странно, но все они тоже сидели на полу. Я подняла руку… и вздрогнула. Шесть женщин с точностью повторили мое движение. Я все поняла.
Вот она, зеркальная комната, о которой писала Роуз! Вот оно – место, где отвратительные пунцовые маски решили ее судьбу! Значит, теперь действительно настал мой черед.
Но я не закричала, не забилась в истерике. Напротив, мой рассудок работал с необычайной ясностью. Хотя силы быстро возвращались ко мне, я решила делать вид, что все еще очень слаба, – чтобы тем самым выиграть время и улучить момент, когда можно будет внезапно вскочить и броситься к выходу…
Но мои мучители не торопились. Я слышала голос, я чувствовала их присутствие, но никто до сих пор не появился передо мной.
Я коротко ударила по полу костяшками пальцев. Звук повторился десятки раз, то удаляясь, то приближаясь. Любой голос в этих стенах становился неузнаваемым. Не успела я задуматься о причинах столь удивительного эффекта в такой маленькой комнате, как голос зазвучал снова:
– Встань, Нэнси!
Я оглянулась – никого. Только холодный блеск зеркал.
– Кто вы? Что вам нужно от меня?! – воскликнула я.
– Ты должна уехать! Завтра же ты уедешь отсюда навсегда. Или… Айда не пожелала – и поплатилась за это жизнью. Роуз заупрямилась – и умерла. Прочь отсюда… Прочь!
Я увидела движущуюся фигуру. Как и голос, она то появлялась в десятке неясных отражений, то исчезала без следа. Страшное видение неотвратимо приближалось. Сколько их было, омерзительных масок, – одна или множество?..
– Если ты не уедешь, завтрашний день станет твоим последним днем. И не смей возвращаться! Второй раз у тебя уже не будет шанса остаться в живых! Ты поняла это?
– Нет, – ответила я твердым голосом. – Я не сделала ничего дурного. Почему…
– Прочь! Прочь… Они приближались.
– Скажите, в чем моя вина? – взмолилась я.
– Уезжай, – твердил голос. – Если ты останешься, тебя ждет участь Айды и Роуз.
Фигуры обступили меня и молча стали кружиться в дьявольском хороводе – все быстрее и быстрее. Я схватилась руками за голову и упала на колени. Но это была уловка – краем глаза я следила: когда одна из фигур подойдет совсем близко, надо внезапно броситься на нее и сорвать мерзкую маску или вцепиться пальцами в длинные черные плети волос.
Причиной тому была отнюдь не храбрость, а отчаяние. Куда более я желала вырваться и опрометью броситься прочь, но живое кольцо надежно удерживало меня. Оставался единственный выход – сорвать маску, разоблачить хотя бы одного из этих оборотней, узнать, кто готовит смертельный удар.
Когда одна из масок нависла надо мной, я вскочила, но усилие было слишком резким – серая обморочная пелена вновь начала застилать мне глаза. Я покачнулась – и тут же словно удар молнии обрушился мне на голову…
Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем в темной пустоте раздался голос, но на сей раз в нем не было ничего потустороннего:
– Нэнси! Нэнси!
Должно быть, я пошевелилась, потому что звавший меня облегченно вздохнул:
– Ну, слава Богу, девочка, кажется все в порядке. Черт возьми, куда все подевались?! Вечно никого не дозовешься, когда это нужно! Эй! Есть тут кто-нибудь?
Крепкие руки приподняли меня… Я открыла глаза. Опрокинутый табурет лежал на полу у моих ног. Я подняла голову и увидела над собой встревоженное лицо старого Мэртсона.
– А! – воскликнул он с торжеством. – Похоже, ты приходишь в себя. Не двигайся пока: я принесу что-нибудь положить тебе под голову. Лучше не шевелись – у тебя на голове рана.
– Рана… на голове? – прошептала я. – Что эта было? Кто меня ударил?..
Старик ничего не ответил – он был занят сооружением подушки из мягкой подстилки. Затем он накрыл меня одеялом.
Тепло и уют возымели неожиданное действие, вернув не только силы, но и память. Перед глазами замаячили темные фигуры, закружились страшные маски, в ушах задребезжало настойчиво-угрожающее: «Уезжай… уезжай! Прочь… прочь!» Я содрогнулась и отчаянно крикнула. Старик заботливо обнял меня.
– Ну, ну, что ты, Нэнси… Все в порядке. Ты не узнаешь меня? Не бойся, это я – старый, злобный конфедерат, который должен бы тебя ненавидеть, да только не может.
Хотя мне было тяжело, я не могла не улыбнуться.
– Я люблю вас больше всех остальных конфедератов – кроме Тео, конечно.
– Благодарю тебя, янки, – осклабился он. – Дай-ка я тебя приподниму… Вот так. Голова болит?
– Нет, – сказала я. – Совсем не болит. Ничего страшного.
– Как только тебе станет полегче, перейдем в дом. Куда все подевались, не знаешь?
– Уехали в Новый Орлеан на предпраздничную вечеринку. Мне стала страшно одной, и я пришла сюда, чтобы взять экипаж и поехать в город, но… потом со мной что-то случилось, мне кажется…
– Ты упала с этой чертовой табуретки. Сколько раз говорил конюху: отремонтируй ее или выброси…
– Дедушка, – остановила я его, – боюсь, табурет здесь ни при чем.
– Но как же? Я приехал, зашел в каретный сарай и вот что вижу: ты лежишь рядом с опрокинутым табуретом, а на голове – большущая ссадина. Наверное, когда падала, ударилась, м-м… вот об эту скамейку. Обо что же еще?
Я напрягла память – хотя каждая мысль болью отзывалась в моем мозгу – и сказала:
– Кажется, я побывала в той самой зеркальной комнате, там были эти люди в ужасных красных масках. Не могло же мне это присниться?
– Должно быть, приснилось, родная моя.
– Разве человек, потеряв сознание от удара головой, может видеть сны?
– Не знаю, ни разу не бывал в подобной ситуации. Почему бы и нет? Не сны, конечно, но видения, бред. А всему виной это глупое письмецо, которое Мирабел получила от своей сестры. Суд зеркал… Ну и где же зал заседаний этого суда? Совершеннейшая чепуха!
– Я в этом не уверена, – возразила я серьезно. – Слишком реально было все то, что произошло.
– Не стану с тобой спорить, – сказал старик примирительно. – Давай лучше попытаемся подняться, вот так, и потихоньку пойдем к дому…
Плечо старого Мэртсона оказалось на удивление крепкой и надежной опорой, но куда более неожиданной была для меня нежная забота обычно сурового и нелюдимого джентльмена.
Когда мы вошли в дом, с первого взгляда стало ясно, что здесь никого не было с тех пор, как я ушла. Старик окликнул слуг своим громоподобным голосом, но, разумеется, никто ему не ответил. Мы прошли в гостиную, он усадил меня в кресло, сам сел напротив и скомандовал:
– А теперь рассказывай. Все, что запомнила, пусть даже подробности будут самыми невероятными.
Мне стоило немалого труда выполнить его просьбу, хотя я старалась бодриться и не подавать виду, что смертельно устала.
