зато пользовался «Вечем» для полемики со своими оппонентами. Попытка вернуться на страницы газеты была сделана в июле. Наконец, в октябре были напечатаны две старые заметки о. Илиодора, ранее затерянные редакцией.
«Его пламенные статьи, написанные не чернилами, а кровавыми слезами патриота гибнущей и поруганной родины, разбудили усыпленное русское чувство, отрезвили опьяненных революционным психозом, — вспоминал С. Горский. — … Какое впечатление производили статьи никому не ведомого дотоле монаха Илиодора, это многие, в том числе и пишущий эти строки, имели случай наблюдать не раз. Случалось, что люди, весьма освободительно настроенные, читая случайно попавшуюся им статью монаха Илиодора, не могли скрыть своих слез, — слез просыпающейся русской совести!».
Мгновенно оценив сочинения почаевского инока, петербургские монархисты решили сделать эти талантливые вещицы достоянием всей России. Статьи «Когда же конец?» и «Видение монаха» были изданы отдельными брошюрами. 28.II первая из них раздавалась в Петербурге «на улицах, по трактирам и чайным», а в провинцию была разослана приложением к «Русскому знамени», «целыми тюками». Контора «Веча» вела розничную и оптовую продажу обеих брошюр, призывая распространять их в народе. Тысяча экземпляров первой из них стоила 12 руб., второй — 15.
Весной напечатали и портреты о. Илиодора кабинетного размера. Их тоже можно было приобрести у «Веча» как в розницу, так и оптом. Сотня портретов стоила 14 руб. О целях оптовой продажи газета умалчивала. То ли предполагалось, что некрасовский мужик понесет с базара о. Илиодора вместе с Белинским и Гоголем, то ли благонамеренный патриот должен был выписывать сотни портретов лично для себя, чтобы лицезреть знаменитого проповедника на каждой стене!
Но нашлись у творчества о. Илиодора и критики, в противоположных политических лагерях.
Монархисты укоряли его за призывы к самосуду. «…помилуйте, отец Илиодор! — говорили „истинные сыны Родины“. — Ведь вы призываете к восстанию; вы можете повредить этим и себе и Союзу! Ведь еще время не пришло защищать святыни кровью! Будем понемногу трудиться! воспитаем новое поколение в русском духе!». Священник ответил статьей с характерным заголовком «Я призываю народ не к восстанию, а к защите святынь!»: «Неужели же не пришло время этого восстания? Пришло, пришло! И не один раз пришло, а двадцать раз пришло».
Через несколько дней, когда та же претензия прозвучала в Синоде, к дискуссии присоединился Г. Бутми. Различая самосуд и самозащиту, он отметил, что ввиду очевидного попустительства властей революции остается народу только брать дело в свои руки. В современной России «народная самозащита является крайней необходимостью и, если вы ее выгоните в дверь, то она вернется в окно, но уже в образе грозного народного самосуда».
Еще один упрек, высказанный о. Илиодору его единомышленниками, касался резкости его выражений, неуместной в устах духовного лица. Но священник и тут не смутился: «Да будет ведомо всем! Я и впредь всегда буду называть так негодных изменников и предателей родного Отечества!». Эту статью даже перепечатало «Русское знамя», отметив присущую ее автору откровенность.
Если недовольны были многие друзья, то что говорить о врагах? Некая «группа христиан» написала о. Илиодору, укоряя его за погружение в явно немонашеское дело и отступление от евангельских идеалов: «Вы — Христов слуга. Но христианство ли ваша проповедь?». Напрасно анонимные корреспонденты перенесли вопрос на эту почву в споре с выпускником духовной академии! О. Илиодор ответил пространным обоснованием смертной казни, антисемитизма, национализма и монархизма с христианских позиций, а под конец дал волю своему раздражению:
«Эй, аспиды проклятые, пресловутые человеколюбцы, гадкие космополиты, отзовитесь! Что вы на это скажете! На виселицу нужно вас негодяев втянуть, языки поотрезать, чтобы вы не могли развращать Православный народ! Дождетесь вы этого, дождетесь непременно! Народ уже проснулся, он вашей кровью напишет законы о жидовском равноправии! Подлецы вы, негодяи! Вы ненавидите русский народ! Вам нужны только его трупы, чтобы из этих трупов сделать лестницу, склеить ее народной кровью и добраться до… священного Царского Престола. Пока не поздно, покайтесь, стервецы! Гроза идет! Гнев народный начинает бушевать! На Волыни образовалась стотысячная армия против вас, проклятых безбожников, человеконенавистников. Я сам с Святым Крестом поведу эту рать против вас, если вы не покаетесь и будете, поддерживаемые министрами, по-прежнему поносить народные святыни, издеваться над многострадальным родным моим Русским народом! Или кайтесь, или убирайтесь вместе с жидами и зловредными инородцами из нашего дорогого Отечества!..».
Завершая статью, нищий монах не смог скрыть своей досады от мелкого обстоятельства, понятного только беднякам: «Письмо подлецов подписано так: „Группа христиан“. Лучше было бы написать правду: „группа жидов“; или лучше всего: „группа разбойников-грабителей“, так как они прислали мне письмо без марки и ограбили меня на четырнадцать копеек!».
Через несколько дней сочинения почаевского инока удостоил благосклонным вниманием сам Проппер. Противопоставляя о. Илиодора знаменитому левому священнику о. Григорию Петрову, «Биржевые ведомости» предполагали в первом из них душевную болезнь, удивляясь, что «благопопечительное синодальное начальство не хочет призреть явно страждущего монаха». В свою очередь, о. Илиодор, уже вошедший во вкус газетной полемики, ответил, что «до глубины души тронут искренней любовью и теплым участием» «Биржевых ведомостей», что замечает в статье самого Проппера признаки «бешенства», грозящего перерасти в «беснование постоянное», и потому спешит успокоить «уважаемого приятеля»:
«Дело в том, что я уже обеспечен медицинской помощью в случае ее необходимости.
Я, по приезде в Петербург, остановился на квартире у доктора Александра Ивановича Дубровина».
Далее о. Илиодор без какого-либо перехода пускается в свои обычные брань и угрозы, обрушивая их на голову Проппера:
«…во избежание всяких неприятностей вплоть до печальной необходимости качаться на перекладине двух столбов, когда святая народная русская кровь смоет „жидовскую скверну“ с государственного организма, советую ему немедленно прекратить в своей грязной, подлой, мерзкой, лживой газетке смеяться над нашей Православной Верой, издеваться над самым истинным народным чувством, чувством религиозным, поносить народные, русские вековые святыни!
Пусть Проппер намотает себе на ус и запомнит раз навсегда, что каждая его подлая вылазка против Русского Православного Народа, против его святых верований и убеждений есть лишнее полено дров, брошенное в зажженный уже и пылающий костер народного гнева, гнева великого, святого, славного, небесного! Огненное пламя этого гнева не пощадит никого, когда настанет время, — сожжет всех ругателей Истины, Русского многострадального народа; вместе с другими нечестивцами оно сожжет и жида Проппера со всей его злой сворой лающих босяков-сотрудников!».
Но, чтобы вернее доставить это полено по назначению, о. Илиодор перенес дело на религиозную почву. Оскорбили не только самого инока, но и лавру: Проппер мимоходом назвал ее «захолустной». Это позволило о. Илиодору закончить статью очередным призывом к самосуду: «Проснитесь, Русские люди, и присоединитесь ко мне! Я, пастырь Церкви, зову вас исполнить свой долг пред Святой Православной Верой
