родителей.
— Мам, дай, пожалуйста, дома остаться. Я посуду помою, и, может, еще и гречку к ужину сварю. — Это всегда была более чем щедрая взятка с моей стороны. И обычно мама против такого подкупа не могла устоять. Но сейчас я знала, что она не уступит, слишком сильно Ксения Олеговна настаивала на моем присутствии на экскурсии.
И мама, как всегда ответила немногословно, она просто отрицательно покачала головой. И более красноречиво начала сверлить меня недовольным взглядом.
— Пап, скажи ей, — перевела я жалобный взгляд на отца. Я не могла рассказать ему, куда я попаду со всем своим классом. И что из Королевства Пяти Гор я уже не вернусь домой.
Только мой взгляд, как и в прошлый раз, не нес весомой смысловой нагрузки, потому что отец отпил из кружки огненного чая, и пробасил:
— Не спорь с матерью. Ее даже я слушаюсь.
Последняя моя надежна не просто провести целый день в теплой кроватке, но и остаться в своем мире, разлетелась на множество капелек, как мыльный пузырь.
Пришлось закинуть на спину рюкзак и, громче топая по полу, направиться в прихожую.
— Не шуми, брата разбудишь, и соседи станут возмущаться, — крикнула мать.
— А почему кто-то должен спать, когда мне такая роскошь недоступна? — Проговорила я громко, надеясь, что братишка меня услышит. Он-то мог уговорить родителей оставить меня дома. Почему я сейчас не могла просто закрыться в своей комнате? Я же знаю, что меня ждет вместо экскурсии на контактную ферму! Это же так просто: развернуться и уйти в свою комнату, запереться изнутри, надеть наушники и включить музыку на всю мощь, чтобы барабанные перепонки не улавливали больше никаких звуков.
— Дочь! — Крикнул отец. Я ждала продолжения, и он закончил проговаривать уже слышанные мной слова. — Возьми из кармана моей куртки пару бумажек на сладости.
Не радостно, но громко я спросила:
— Красненьких? С пятеркой и тремя нулями? — А сама взмолилась, чтобы папа вышел в прихожую. Может, я хоть насмотрюсь на него перед разлукой.
До меня донесся папин громогласный хохот. Почему брат его не услышал и не проснулся?
— Если найдешь, Кира, забирай и красные.
Мама снова шикнула, чтобы мы не шумели. А я полезла в папины карманы, но там не было денег. Все карманы были набиты пеплом и осколками разбитых стекол. Я обтерла руку о свои джинсовые штаны и, ступая тихо, добралась до кухни и сказала папе и маме те же слова, что и в наше последнее утро:
— Продолжайте завтрак. Меня провожать не надо.
— Никто и не собирался. — Вставила мама. Но при этом она посмотрела на меня и улыбнулась с такой нежностью, что у меня сильнее забилось сердце.
— Если не вернусь, папа, мама, знайте, вы лучшие родители в этом мире. — Я почувствовала, как слезы побежали по моим щекам. Мама быстро отложила столовые приборы и встала из-за стола. А папа продолжал сидеть, но я снова поймала его взгляд, выражающий боль, как будто он услышал что-то жуткое.
— Дочь, — протянула маме ко мне руки, и я поспешила ее обнять. Не помню, чтобы мы с ней когда-нибудь нежничали. А сейчас эти объятия были такими теплыми, что они восполнили все объятия, которые мама могла подарить мне за всю нашу жизнь.
Папа, все также сидя за столом, подозвал меня к себе.
— Кира, я не могу встать. — Сказал он.
Конечно, я наклонилась, чтобы обнять и его. Я всегда была папиной дочкой. И спала с ним, пока у нас в семье не появился еще один ребенок. Папа всегда был для меня самым щедрым на объятия, слова поддержки и заботу. Но это наше последнее объятие для меня было не просто прощанием, это была моя благодарность самому лучшему папе во всех мирах.
— Я еще долго не смогу подняться. — Проговорил папа. — Кира, я не знал, что потеряю тебя…
— Папа, ты и не мог ничего знать. — Сказала я, обнимая его крепче. — И ты меня не потерял. Я навсегда останусь твоей дочкой. А ты всегда будешь моей силой…
— От судьбы не сбежишь, Кира. Все у тебя будет хорошо. — Сказала мама.
Я, не поворачиваясь к папе и маме спиной, отступила к двери и, послав им воздушный поцелуй, быстро прошла прихожую. Открыв входную дверь, я уже хотела шагнуть на лестничную площадку, когда прозвучавшие одновременно голоса папы и мамы, остановили мою занесенную ногу…
…Я чуть не выскочила из автобуса. Мне осталось сделать только шаг, чтобы шагнуть на землю чужого мира и остаться без защиты своего автобуса. И я, оттолкнувшись от покореженной стенки, упала на грязную ступеньку автобуса. В ужасе от того, что я только что могла совершить, я поднялась на ослабевших ногах и отправилась к концу своего убежища. Хотела по дороге захватить из-под сиденья бутылку с остатками дождевой воды, но она закатилась именно под то сиденье, на котором лежала Ксения Олеговна, и я прошла мимо этого места.
Снова сев на пол, я своей уже достаточно грязной футболкой вытерла слезы со своих щек. Мне показалось, что я во сне простилась с папой и мамой. И от этого мне стало чуть легче.
Наверно, я снова уснула…
Возле автобуса раздались шаги, которые приближались к входу. Я увидела через окно кучерявую копну волос. И сейчас возле автобуса стоял именно Анастас.
— Кира, я зайду? — Спросил он, сразу шагнув на первую из ступеней. И он не начал тлеть или гореть.
Анастас был аккуратно причесан и наряжен в чистую белоснежную одежду. Его одеяние даже светилось, отчего в автобусе становилось светлее.
— Ты мне снишься? — Приближаясь к нему, задала я вопрос, вместо того, чтобы наброситься на него с упреками.
Анастас отвел руки в разные стороны:
— Почти. Это магия сноходцев.
— Ты пришел ко мне во сне? — Любуясь им, задала я следующий вопрос. — В белой одежде?
Анастас покаянно вздохнул:
— Решил хоть во сне быть нарядным. В реальной жизни я у меня это не очень-то получается.
Он был таким милым и красивым, что я не сразу вспомнила о его предательстве. А как только вспомнила, не стала упрекать его в слабоволии и ненадежности. Но не смогла не сказать, что было очень больно.
— Я тебя не предал! Ты же все поняла. — Сказал он в свое оправдание.
— Что я поняла? Ты не пришел ко мне, как обещал, до заката. — Я оставалась спокойной, нельзя было переводить нах разговор на одни эмоции.
— Так было нужно…
— Кому и что нужно? Тебе помешали? Заставили отказаться от меня? Может, тебя еще и
