Ирина и профессор подошли к входной двери, не открывая, прислушались. К их удивлению из-за двери слышались громкие голоса участкового и Шустрого.
– Странно, — удивилась Ирина. — Вроде бы они насовсем ушли.
– Слушай, друг, ну, чего ты ко мне привязался? — ворчал Шустрый. — Я тебе объяснительную написал? Написал. И отвали. А мои дела тебя не касаются. Имею право.
– Это мой участок, — резонно возражал Петрухин. — Я отвечаю за порядок. Мало ли что…
– А что — что? — взвился Шустрый, похоже, дискуссия велась уже давно и ни одна из сторон не добилась преимущества. — Мы люди взрослые, когда хотим, тогда и встречаемся. К тому же у меня дело к ней, мы в ресторан собирались. Пока ты тут этот бардак не устроил.
– Кто устроил — это еще неизвестно. Я проверю, впустит она тебя или нет.
– Так, и дальше что? Будешь свечку держать? Я тебе всю дорогу объяснял, что ничего ты мне пришить не можешь. Слушай, а вы закон о свободе передвижения уже проходили или у вас на заочном только уголовку преподают? Шел бы ты, а?
– Нет такого закона! — не очень уверенно возразил заочник Петрухин и уже более решительно потребовал: — Давай-давай звони. Может, ее и дома нет. В ресторан…
Ирина посмотрела на профессора — вид у того был растерянный и обиженный — и распахнула дверь. В присутствии Петрухина она никого не боялась.
– Вы тоже решили встретить Новый год у меня? — поинтересовалась она сладким голосом. — По-моему, я никого не приглашала.
– Извините, мы на минуту… — сразу сконфузился Петрухин.
«Надо же, какой застенчивый», — удивилась Ирина.
– Это ты на минуту, а у нас дела, — отрезал Шустрый и, оттеснив его плечом, спросил как о чем-то давно решенном: — Ирина Ивановна, вы решили насчет ресторана? Можно даже в этом платье… Вам все к лицу, — добавил он, споткнувшись взглядом о декольте.
– Какая жалость! — притворно огорчилась Ирина. — Вы опоздали — у меня гость. Так что вы идите без меня, тем более что эти козлы дерут такие деньги.
Шустрый захлопал глазами. Возникла неловкая пауза. Ирина с интересом ждала, что будет дальше.
– Ну что ж, — нарушил молчание дисциплинированный Петрухин. — Извините за беспокойство. Тогда мы пойдем. — И прихватил за локоть Шустрого, который, в отличие от него, идти никуда не собирался и все пытался заглянуть в комнату.
– До свидания! — прокричал откуда-то из глубины квартиры профессор.
– А что, Лев Николаевич вернулся? — изумился участковый. — Я же ему сказал…
– Мало ли что ты сказал! — развеселился Шустрый и фамильярно хлопнул Петрухина по плечу. — А он тебя — скок! — и опередил. Орлиный взор, напор, изящный поворот — и прямо в руки запретный пло-о-од! — дурашливо заголосил он. — Учись, студент!
Пертухин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут распахнулась дверь соседней квартиры и на площадку царственно вступила Евстолия Васильевна. Каким-то непостижимым образом она умудрилась самостоятельно надеть музейное платье и даже увенчала голову шляпой сложной конструкции, из-под которой кокетливо выглядывали якобы непослушные завитки. Предоставив всем возможность в полной мере насладиться ее красотой и прийти в себя, Евстолия обвела присутствующих милостивым взглядом и с чарующей улыбкой сообщила:
– А мы с Ирочкой договорились вместе встречать Новый год. Я вам не помешала? Что же вы на пороге стоите? — И двумя пальчиками подхватив широкую юбку, ловко протиснулась мимо Ирины в незапертую дверь.
– Ну что ты, проходи, — обреченно сказала ей вслед Ирина. — Мы как раз собирались…
Но чужие планы никогда не интересовали Евстолию. Стоя на пороге, она встречала поочередно входивших мужчин уже как хозяйка.
– Мы не знакомы, — церемонно начала она, поочередно протягивая руку для поцелуя Шустрому и милиционеру. — Евстолия Васильевна… Евстолия… К соседке на второй этаж ходила платье застегивать, — это уже Ирине. Затем, обернувшись в глубь комнаты к насупившемуся профессору, добавила кокетливо: — А для вас просто Ева, как договорились. Ну что же мы стоим в коридоре, скоро уже двенадцать.
Евстолия прошла в комнату, за ней поневоле потянулись Ирина и вся процессия. Впрочем, Ирина сохраняла недовольную мину больше для порядка. В такой нелепой ситуации она оказалась впервые в жизни, но, странное дело, ее возмущение неожиданным вторжением незаметно куда-то улетучилось, было весело и занятно. А в присутствии Петрухина — спокойно и не страшно. Наверное, хозяйка платья была женщиной веселой и легкомысленной, может быть, немного даже авантюристкой, недаром же Ирина вспомнила про Розалинду из «Летучей мыши» — та еще оказалась матерью семейства. Наверное, платье сохранило ее ауру. И надев его, на эту ночь Ирина Ивановна Литвиненко, начальник отдела камеральных проверок межрегиональной налоговой инспекции, мать взрослой дочери, теща и брошенная жена, превратилась в кого-то другого. А может, дело было в том, что у нее вдруг после многолетнего перерыва обнаружились талия, и красивые плечи, и вполне соблазнительная грудь… Чего уж лукавить — та женщина в зеркале ей понравилась. И она прекрасно видела, как онемел, увидев ее, Лев Николаевич, как увяз взглядом в декольте Шустрый, как странно вдруг посмотрел на нее старший лейтенант Петрухин…
И Ирина с удовольствием включилась в царившую в ее квартире совершенно праздничную суету. Евстолия распоряжалась ею так же, как и всеми прочими, бесцеремонно гоняя по мелким поручениям. Петрухин и Шустрый притащили из кухни раскладной стол. Лев Николаевич, опустошив свой портфель и Иринин холодильник, хлопотал на кухне, с тарелками в руках птичкой летал из кухни в гостиную и обратно. Ей самой оставалось лишь подавать посуду, салфетки и объяснять, откуда принести недостающие стулья и что бокалов вообще нет, так получилось. После того как Евстолия сбегала домой за бокалами, салатами и холодцом, стол, к большому Ирининому удивлению, приобрел вполне божеский и даже соблазнительный вид. Ирина, украдкой следившая за Петрухиным, заметила, как он старается не смотреть на еду, наверняка мотался весь день без обеда — вдруг всколыхнулись в Ирине подзабытая за невостребованностью бабья жалось и желание накормить пришедшего с работы мужчину. Тьфу, наваждение! Еще чего не хватало. Есть кому накормить и без нее. Но от этой вполне логичной мысли она почему-то расстроилась и от Петрухина отвернулась.
Муравьиное снованье взад-вперед было прервано появлением на экране телевизора президента. Все, как по команде, упали за стол и замерли в предвкушении. О чем он говорил — никто не слушал. Но смотрели все очень внимательно. Ирина и Евстолия — потому что, как и все женщины страны, в нынешнего президента были немного влюблены, мужчины — потому что так полагалось. Президент, умница, все это понимал, поэтому был остроумен и краток. Когда на экране появился циферблат кремлевских курантов и большая стрелка, дрогнув, закрыла собой маленькую, Шустрый и Петрухин одновременно взялись за бутылку шампанского. В краткой, но убийственной дуэли взглядов победил представитель силовых структур. Одновременно с двенадцатым ударом часов шампанское зашипело и вырвалось на свободу. Хотя оно сделало это деликатно, Евстолия все же взвизгнула, ойкнула и, отшатнувшись, едва не упала на руки к профессору — исключительно потому, что дамам именно так полагается себя вести при открывании шампанского. Ирина эту традицию проигнорировала. Ей понравилось, как красиво Петрухин открыл бутылку. И как налил шампанское в бокалы — расчетливо и поровну, не пролив ни капли.
