а также методы ее достижения. Малые государства, которые не могут обороняться, продолжают существовать только из-за терпимого отношения к ним сильного. Это глубокий кризис классического либерализма как философии и западной демократии как практики, ради которых Россия пожертвовала не только своей ролью великой державы, что важнее — своей геополитической миссией держателя равновесия. Американская стратегия стала возможной только после устранения основного геополитического противовеса и неуклонного снижения политического веса России.
Разрушив равновесие, на котором держался мир после Второй мировой войны, и сразу показав себя державой, против которой бесполезны международно-правовые и традиционные возможности сдерживания, США оказались перед новыми вызовами. Это расползание ядерного оружия и взращенные ими самими силы, не подчиняющиеся никаким человеческим законам и международным правилам. Неизбежным ответом на такое совершенно не имеющее аналогов в прошлых традициях мировую политику стал «терроризм». Безопасность американских граждан на фоне непобедимости США в традиционных критериях, парадоксально оказалась на небывало низком уровне.
Опасным следствием слома международного порядка, основывавшегося на Уставе ООН, принципах невмешательства и международного права, стала и тенденция к гораздо более быстрому распространению ядерного оружия. США во многом сами породили необходимость и желание региональных держав иметь ядерное оружие. Прямым следствием разрушения биполярного мира и поощрения Вашингтоном своих партнеров в качестве инструмента геополитической нестабильности в Азии, на Ближнем Востоке стало обретение ядерного оружия Пакистаном, Индией, ядерные разработки Израиля, Ирана и в свое время Ирака.
Страны, чья политика не находится в орбите США, опасаясь их диктата и вмешательства, и далее будут стремиться к получению ядерного оружия, которое, похоже, единственно и может гарантировать от силового вмешательства под предлогом гуманитарной заботы о правах человека или защиты себя или своих союзников от мифической угрозы, вытекающей из самого факта наличия оружия массового уничтожения в неугодных руках.
Этот бумеранг затрагивает интересы прежде всего самих США, изменив для них ситуацию, когда не было враждебных им ядерных государств, кроме соперника — СССР. Для России в такой ситуации нового нет. Вокруг нее и ранее были государства, кроме США, достигавшие ее территорию ядерными зарядами. Именно системная политика диктата однополярного мира в последнее десятилетие привела к серьезному снижению порога применения силы, причем не только в области обычных вооружений. В политическом смысле снизился и порог ядерной войны. Ядерное оружие стало уже фактором не глобального, а регионального уровня, контроль за которым будет в перспективе весьма сложен. Расползание оружия массового поражения, разумеется, является негативным явлением.
Однако не следует забывать, что с юридической точки зрения обладание ядерным оружием абсолютно не запрещено и не является нарушением международного права. Нарушением является тайное несоблюдение взятых на себя в международных договорах обязательств. Однако США карают всех, кто осмеливается осуществить свое право, и применяют силу и угрожают применением силы, но именно это и запрещено современным международным правом. Отказ от применения силы и угрозы применения силы зафиксированы в главе 2 (4) Устава ООН в качестве основополагающих принципов международного права. Либеральный глобализм давно отрекся от основополагающих принципов международного права — прежде всего равенства государств — и обрушивается избирательно лишь на тех, которые препятствуют геополитическим планам США овладения миром.
Хотели ли русские войны?[18]
В канун черного дня нападения гитлеровской Германии на нашу страну уже привычны стали обвинения, будто бы в войне этой виноват СССР — еще худший тоталитарный монстр, который сам якобы готовился напасть на Германию, но Гитлер просто опередил Сталина. Грустно наблюдать, как нация позволяет глумиться над своей историей.
Нынешнее клише тождества гитлеровского нацизма и советского коммунизма возникло не в период холодной войны, хотя взаимоотношения с недавними союзниками были резко обострены. Такой интерпретации не приняло бы само западное общественное сознание. В домах миллионов еще хранились британские газеты военного времени, исполненные восхищения перед жертвенной борьбой защитников Сталинграда, а английский писатель Толкин, писавший именно в годы войны свои знаменитые сказки, вывел под черным царством Мордор, лежащим на Востоке, вовсе не СССР, как убеждены несведущие в истории постсоветские западники, а гитлеровскую Германию.
«Спор об истории» был открыт крупным германским историком Э. Нольте, учеником М. Хайдеггера, когда идеологическая борьба «тоталитаризма и демократии» настоятельно требовала пересмотра интерпретации всех прежних суждений о мировой политике. Так, Россию стали обвинять даже и в развязывании Первой мировой войны. Западная историография ничтоже сумняшеся приняла трактовку марксиста М. Покровского, с легкой руки которого Первая мировая война до сих пор называется империалистической, хотя ей больше подошло бы название Второй Отечественной — как-никак России угрожало отторжение Прибалтики, Украины и лишение выхода в Средиземное море. Болыпевикам-то нужно было оправдать лозунг «поражения собственного правительства в войне». Но комиссия по установлению ответственности за Первую мировую войну в Версале в 1919 году однозначно постановила, что вина лежит на Германии и Австро-Венгрии, с ней согласился и американский конгресс.
Борьба с «империей зла» требовала новых идеологем, и фундаментальные книги Э. Нольте пришлись как нельзя кстати. В них виртуозно была выполнена задача: развенчать СССР — главного борца против фашизма, при этом не реабилитировать сам фашизм, но освободить Запад от вины за него. Э. Нольте интерпретировал Вторую мировую войну не как продолжение извечных стремлений к территориальному и геополитическому господству, а как начатую Октябрьской революцией «всеевропейскую гражданскую войну» между двумя «идеологиями раскола». Европа же, по Нольте, впала в грех фашизма исключительно для защиты либеральной системы от коммунизма и лишь потом скопировала тоталитарные структуры у своего соперника. В такой схеме мишенью возмущенного сознания становится советский тоталитаризм сталинского периода и пресловутый пакт Молотова — Риббентропа, которые якобы и стали причиной Второй мировой войны.
Западная и постсоветская литература постепенно наполнилась прямыми и косвенными обвинениями в адрес СССР, якобы ответственного за становление германского фашизма, формулируемыми в русле двух основных концепций. По одной из них, СССР и Германия будто бы уже с договора Рапалло, заключенного на Генуэзской конференции 1921 года с целью избежать изоляции, планировали завоевание мира, повели дело к войне и к пакту Молотова — Риббентропа. Здесь совершается натяжка исторических фактов, ибо договор Рапалло был заключен Советской Россией с демократической Веймарской республикой, в которой никто не предвидел появления Гитлера и национал-социализма. В. Ратенау не только не вынашивал планов долгосрочного партнерства с СССР, но порывался отклонить советское предложение. Далее, «рапалльская линия» в политике Германии практически истощается именно с приходом Гитлера к власти, и договор 1939 года, как к нему ни относиться, явился итогом совершенно иных обстоятельств.
Концепция Э. Нольте правомерно предлагает исследовать явление фашизма на широком социологическом фоне, однако он делает невидимым различие между фашизмом итальянского типа
