– Тогда почему вы меня не выдали? – Я настороженно покосилась на нее.
Моя бывшая соседка помолчала, мешая ложечкой чай в фарфоровой чашке.
– Ты, Полина, всегда была ко мне добра. Если бы не ты, меня бы, может уже не было на этом свете. Я ведь так и не поблагодарила тебя за то, что ты вызвала тогда «скорую».
– Что вы, – пробормотала я, – не стоит… Любая бы на моем месте…
– Ну да, – Клавдия Ивановна фыркнула. – У нас в доме сколько этажей и жильцов? А к старой бабке ходила помогать только ты.
– Вы не старая, – по инерции возразила я, но осеклась о ее мудрый взгляд, который просвечивал меня насквозь.
– Ты хорошая девушка, но вижу, что ты запуталась. А мой балбес тебя любит.
– Это кто еще балбес? – возмутился Данила, входя в комнату.
Я вздрогнула, оборачиваясь: как много он успел услышать?
– Значит, по поводу любви возражений не будет? – тонко улыбнулась Клавдия Ивановна.
– Какие тут могут быть возражения, – Данила широко улыбнулся, глядя на меня так нежно, что у меня стало теплей на душе. – Я люблю Алину. А Алина любит меня. Правда?
– Правда, – пробормотала я в смятении. Любить-то люблю. Вот только я не Алина…
Но Данила ничего не заметил, а Клавдия Ивановна взглянула на меня пристально и кивнула:
– Вот и хорошо. Любовь – это главное в жизни. Любовь сильнее возраста.
– А при чем тут возраст, ба? – удивился Данила.
А я вздрогнула, испугавшись, что Клавдия Ивановна сейчас откроет внуку правду.
– А при том, – женщина сделала паузу, от которой мое сердце забилось еще чаще, а потом улыбнулась мне, и я поняла, что она меня не выдаст. – Если любовь настоящая, то ей и годы не помеха. Она все переживет и даже в моем возрасте будет греть сердце.
Я с изумлением взглянула на нее. Это что, она меня сейчас благословила – на роман со своим внуком? Который меня младше?
– Ба! – рассмеялся Данила, который ничего не понял из нашего обмена взглядами. – Только не говори, что ты влюбилась в какого-нибудь горячего дедушку!
– Почему бы и нет? – Клавдия Ивановна озорно улыбнулась, сделавшись моложе лет на двадцать. – Любви все возрасты покорны!
Глядя на нее сейчас, не верилось, что когда-то она выгнала дочь из дома и запрещала ей рожать ребенка, считая работягу Михаила неподходящей парой для талантливой балерины. Похоже, Клавдия Ивановна осознала свои ошибки и теперь стала гораздо терпимее к неравным союзам. А может, разница в возрасте для нее была не столь существенна, как разница в воспитании и положении. В этом смысле мы с Данилой были на равных – выросли в хороших семьях, получили высшее образование.
У Данилы зазвонил смартфон, и он, извинившись, вышел, чтобы ответить.
Когда за ним закрылась дверь, я наклонилась поближе к его бабушке и зашептала:
– Клавдия Ивановна! Скажите, сколько лет Даниле? А то он мне никак не говорит!
Я ждала в ответ конкретную цифру, а услышала:
– А зачем тебе, девочка?
– Как это зачем? – поразилась я. – Я все никак не могу понять, какая между нами разница!
– Может, это потому, что ее нет? – заметила Клавдия Ивановна.
– Что вы хотите сказать? – изумилась я. – Что я веду себя не по возрасту?
– Возраст у тебя в голове, девочка, – собеседница улыбнулась мне так снисходительно, как будто объясняла прописную истину. – А не в паспорте. Если в твоем сердце Данила, разве возраст имеет значение?
– Конечно, имеет, – запальчиво возразила я. Если бы не имел, разве стала бы я столько времени притворяться двадцатилетней и дурить Даниле голову? Но стоит ему и остальным узнать, сколько мне на самом деле лет, как наш роман обречен. А я пока не готова отказаться от Данилы.
– Ты обманываешь его, – Клавдия Ивановна понизила голос. – Но в первую очередь – себя.
Вернулся Данила, и я отшатнулась от его бабушки. А парень весело покосился на нас:
– О чем это вы тут секретничаете?
– Так, ни о чем!
– Я рад, что вы подружились, – заметил он. – Но нам, пожалуй, пора поторопиться. Не хочу возвращаться по темноте.
На прощание Клавдия Ивановна обняла меня и сказала:
– Передавай привет Полине. Мне бы хотелось с ней увидеться.
Я, смутившись, отвела глаза и вышла из ее комнаты вслед за Данилой. Мне был понятен тайный смысл ее слов – Клавдия Ивановна ясно дала понять, что в следующий раз ждет меня в гостях с Данилой уже без всяких масок, в роли себя самой.
Мы еще ненадолго задержались – родители Данилы не хотели отпускать нас без чая, а Тамара настояла, чтобы я попробовала ее домашний медовый торт.
– Это по маминому рецепту, – сказала она. – В детстве мама готовила его только на мой день рождения. В остальное время сладости были под запретом – балеринам нельзя набирать вес. А теперь я балую себя сладостями, а маме запретил врач, у нее диета.
Я вспомнила, что Клавдия Ивановна даже к печенью в вазочке не притронулась, хотя раньше очень его любила. Но, видимо, предпочитала держать строгую диету ради здоровья.
За чаем с тортом я совсем расслабилась и чуть не выдала себя, когда родители Данилы заговорили о том, что летом хотят съездить отдохнуть в Крым и взять с собой Клавдию Ивановну.
– В Мисхоре есть хороший санаторий для мамы, – заметила Тамара, – а мы бы могли поселиться в пансионате по соседству.
– В Мисхоре хорошо, – вырвалось у меня.
– Ты там была? – Тамара с любопытством повернулась ко мне.
– Да, когда мне было… – Чуть не ляпнула «восемнадцать», но вовремя поправилась: – Прошлым летом, мы с сестрой ездили.
– И как с погодой, повезло? – продолжила расспросы Тамара.
– Да, была отличная погода.
Это был мой последний отпуск с родителями и последнее беззаботное лето. А уже осенью папы не стало. Я вспомнила, как мы с мамой и папой тогда купались в спокойном теплом море и были счастливы. Никто из нас не догадывался, что скоро нашу семью разметает смертельным штормом, и я останусь одна. С тех пор я не ездила в Крым.
– А мои знакомые жаловались, что все время шел дождь, еще и наводнение случилось, они даже вылететь обратно не могли, застряли в аэропорту на сутки, – сказала Тамара. – Никогда такого не было, как прошлым летом.
После ее слов я вспомнила новости, которые краем глаза видела по телевизору, и торопливо добавила:
– Да, мы как раз успели уехать, а потом такое началось!
Мелькнула мысль, что наш разговор повторяет сцену из любимого фильма моей мамы «Москва слезам не верит» – где Катя, которая притворялась дочерью профессора Тихомирова, врала матери Рудика про свой отдых на море и тоже сидела на смотринах как на иголках.