тебя любила. В самом деле любила. Наверное, тысячу раз спрашивала меня за все эти годы: «Почему ты не вышла за Дэвида? Почему, почему, ну почему ты не вышла за Дэвида?» Я тщетно пыталась объяснить, что в реальности истории не всегда заканчивается так красиво, как в сказках.
– Ага. В сказках обычно кого-то съедают.
– В диснеевских фильмах – нет. А что касается других, то я не знаю.
Андреа погрузилась в задумчивость. Мне же хотелось забыть прошлое, не говорить о нем больше. Кто знает, куда это может нас завести? Однако подруга продолжила:
– Все эти годы мы никогда не возвращались к событиям той ночи, когда арестовали Коротышку. Самая жуткая ночь, как в моей жизни, так и в твоей. Я почти ничего не помню. Но ты видел что-то, чего не видела я.
В ее голосе прозвучали обвинительные нотки.
– Тебе известно, что я тоже заблокировал большую часть воспоминаний. И никому из психотерапевтов не удалось вытянуть из меня больше, чем предыдущему. Нам было по шестнадцать лет. Подготовленные солдаты порой не в состоянии справиться с подобными травмами. Счастье, что мы вообще остались живы, и тем более сохранили психику.
– Говори за себя, – почти шепотом произнесла Андреа. Я так и не понял, в шутку или нет.
– Андреа, клянусь жизнью своих детей, я никогда и ничего от тебя не скрывал. Честное слово. Ту ночь… ту ночь я помню фрагментарно, отдельными вспышками, и в тех эпизодах нет ничего хорошего. Не зря же меня продержали в лечебнице полтора месяца. Я не мог спать, не мог есть, постоянно дрожал. Неудивительно, что мозг заблокировал все что мог, включил своего рода защитный механизм.
Я бормотал бессвязно. Еще бы – заговорить о вещах, о которых годами умалчивал, даже в беседах с врачом и с родителями…
– И вообще, теперь это неважно! – воскликнул я. – Убийцу поймали, и убийства прекратились. Какая разница, главное – мы сумели остаться в живых. Или ты хочешь сказать, что сама что-то утаиваешь?
– Нет. Просто у меня такое чувство, что хотя мы и попали с тобой в жуткую мясорубку вместе, покончить с последствиями тех событий вместе не хотим. Я всегда ощущала, будто меня чего-то лишили.
Мы впервые вытащили на свет эту тему. Ошарашенный, я не знал, что сказать. Та ночь в моей голове сохранилась как последовательность цветных пятен, а не конкретных образов или эпизодов. Темные трехмерные фигуры, забрызганные кровью.
– Прости меня, Дэвид, – произнесла Андреа спустя несколько томительных минут. – Получается, я сижу тут и обвиняю тебя в каких-то диких вещах. Я просто пытаюсь объяснить, что искренне и по-настоящему сожалею, что не знаю, как закончилась та ночь. Очевидно, это не твоя вина. Жаль, что задела больную тему. В самом деле жаль, не для красного словца.
– Ничего-ничего, все нормально, – затараторил я, не вполне убедительно. Идея посетить Андреа сама по себе была неплоха, однако тропа завела в зыбучие пески, и мы выпали из реальности.
Андреа протянула руку и сжала мое плечо.
– Честное слово, мне жаль. Вот только… провалы в памяти заставляют подозревать, что я не сделала все что в моих силах ради твоего спасения.
Я на миг повернулся к ней, чтобы взглядом показать – извинений не требуется.
– Андреа, я к тебе испытываю исключительно теплые чувства, с ног до головы, во всех отношениях. И если ты чувствуешь вину или раскаяние из-за чего-то – из-за той дерьмовой истории, – ты разбиваешь мне сердце. Мы были детьми, черт возьми. И если мы до сих пор едим себя поедом, значит, это последняя победа Коротышки. Последняя из тех, что он реально над нами одержал в свое время.
– Золотые слова.
Мне захотелось спросить ее об отце, Энтони, персонаже нашей давней жестокой игры. Возможно, он умер, и я не стыдился признаться, что был бы только рад этому. Возможно, он даже покинул этот мир эффектно, обреченный на один из жутких придуманных нами сценариев. Однако не нужно больше тяжелых тем. С нас довольно. Я сделал в уме зарубку – подъехать к Андреа попозже, и желательно после дозы алкоголя. Очень большой дозы алкоголя.
Пару минут мы ехали молча, и к счастью, напряжение растворилось в воздухе. Особенно когда мы увидели поворот к родному городку. Я понимал Андреа без слов – она наслаждалась последними милями дороги, с нетерпением ожидая, когда появятся знакомые фермы и поля. И пусть сегодня они насквозь промокли, дождь не в силах лишить магии те места, где мы выросли.
– Дом, милый дом, – прошептала Андреа, вторя моим мыслям.
Я свернул на узкую двухполосную дорогу, ведущую в Линчберг.
6
– Дети, помните Андреа? Мою лучшую школьную подругу?
Не успели мы войти в дом, как все четверо бросились навстречу. Моя догадка подтвердилась – Хейзел сидела у окна и смотрела на дождь; она любит ураган, вся в папочку, – потому что дочь распахнула дверь, едва мы поднялись на крыльцо. И теперь все стояли, в чуть напряженных позах, ожидая, когда лед треснет. Да еще и родители куда-то запропастились.
– Конечно, уже несколько лет прошло, но ничего, познакомитесь заново, – попытался я разрядить ситуацию, когда никто не ответил; разве что Хейзел придвинулась к Андреа и широко улыбнулась, словно надеялась на сладости или денежку. – Уэсли, ты-то должен помнить!
Сын изобразил тупую улыбку, и я немного приободрился – реагирует в своем стиле, значит, уже на пути к восстановлению.
– Рада снова увидеться с вами, – произнесла Андреа, охватив взглядом всех четверых, по очереди. Ее голос был наполнен теплотой. – Логан, тебя я помню совсем малюсеньким.
Логан уставился на гостью безо всякого выражения.
– Вы всегда присылали нам на Рождество крутые подарки, – ответила Хейзел. – А в прошлом году папа сказал нехорошее слово, потому что забыл отправить вам открытку.
– Ой, как мило с его стороны, – Андреа покосилась на меня. – Дэвид всегда был трогательно чутким.
Хейзел хихикнула. Я посмотрел на Андреа и виновато пожал плечами, что означало глубокое раскаяние.
– Если забуду поздравить тебя со следующим Рождеством, клянусь, отрежу себе пальцы на правой руке.
– Все слышали? – спросила Андреа. – Если что, не отопрешься!
Хейзел опять хихикнула. (Хихиканье – единственное правильное слово.)
– Вы тут пока посидите, а я пойду разыщу родителей. Развлеките Андреа чем-нибудь пару минут, ладно?
– Мы скучать не будем. – Андреа взяла за руку Хейзел, направилась к дивану и села. Хейзел расположилась у нее на коленях, а Мейсон плюхнулся рядом. С другой стороны пристроился Уэсли. Лишь Логан продолжал пялиться на гостью, словно не знал, что с ней делать.
– Логан, веди себя
