укоренения большевизма в местной культурной традиции, частичная «реабилитация» которой начинается с середины 1930-х годов.
После Великой Отечественной войны советский патриотизм окончательно срастается с традиционной русской идентичностью, а СССР по факту осознается как продолжатель русской цивилизационной традиции.
Однако крах советского проекта запустил новую волну разрушительного самоотрицания, с которой русская цивилизация не справилась и по сей день.
Россия и славянство
Славяне — исторически поздние народы, — на заре своего развития оказавшиеся в сфере перемежающегося воздействия двух близкородственных и в то же время конкурентных цивилизационных центров: латинского (трансформировавшегося в этническом плане в романо-германский) и греческого.
Из славянских народов только русским удалось создать собственную цивилизацию и вырваться из состояния цивилизационной периферии. Для прочих славянских народов характерна модель периферийного, межцивилизационного, лимитрофного развития.
Если в Средние века это лимитрофное положение описывалось формулой «между Римом и Царьградом», то в Новое время — «между Россией и Европой».
В ходе своего цивилизационного строительства Россия пыталась задействовать славянский фактор и втянуть славян в сферу своего притяжения, тем самым расширив свой геополитический ареал за счет населенных близкородственными народами территорий с относительно благоприятными природными условиями.
В первую очередь, это касалось православных славян, с которыми Россию связывало не только этническое родство, но и культурно-религиозная общность. Но и для славян западной традиции ориентация на Россию оказывалась привлекательной, поскольку в контексте западной, преимущественно романо-германской, цивилизации, они сталкивались с проблемой периферийности, угнетенности и униженности, маркером чего и была славянская этничность. Россия же предлагала модель цивилизации, где славянство превращалось в определяющий фактор, становилось маркером социальной и политической престижности. Вот почему XIX век становится временем расцвета панславизма, а Россия активно использует национально-освободительную борьбу славян против своих основных геополитических конкурентов — Османской и Австрийской империй.
Однако реализации идеи панславянской цивилизации под эгидой России препятствовал ряд факторов. В первую очередь, это противодействие геополитических конкурентов России. Консолидация Россией славянского мира привела бы к созданию геополитически целостного пространства от Тихого океана до Балтики и Средиземноморья, ресурсный и человеческий потенциал которого работал бы исключительно на местные интересы. Очевидно, что такой сценарий шел вразрез с интересами ведущих западных игроков, которым было выгодно максимальное разобщение славянского мира и направление его ресурсов и потенциала на службу западным интересам.
Поэтому игра на внутриславянских противоречиях, раскол славян, их ментальная и геополитическая переориентация на Запад были основой стратегии как западноевропейских держав (в первую очередь, Германии, непосредственно граничащей со славянским миром и имеющей здесь постоянные интересы), так и США, занявших место мирового гегемона со второй половины ХХ века и до наших дней.
Успеху этой линии немало способствовала и внутренняя слабость России как цивилизационного центра. Как уже отмечалась, Россия представляет собой контекстно связанную цивилизацию, которая сама испытывает постоянное возмущающее воздействие цивилизационной «гравитации» Запада, не позволяющей российской идентичности оформиться и принять завершенные формы. Следствием этого является постоянное колебание России между «особым путём», то есть развитием в качестве самостоятельного геополитического и цивилизационного центра, и западническим комплексом неполноценности, видящем в России лишь периферийную и наиболее отсталую часть «цивилизованного» западного мира.
Понятно, что такая структура мировоззрения крайне не благоприятствовала удержанию на цивилизационной орбите России лимитрофных славянских народов. Славяне, как пограничные народы, естественно колебались между Россией и Западом как альтернативными центрами притяжения. Уже в XIX веке, в эпоху расцвета панславизма, в славянском мире набирают силу и противоположные — прозападные и русофобские — тенденции. Слабость России как цивилизационного центра способствовала тому, что в ХХ веке эти тенденции возобладали окончательно, привязав большинство славянских народов к западному миру в качестве его восточной периферии.
Здесь следует сказать несколько слов о западничестве славянских и, шире, всех восточноевропейских народов-лимитрофов, которое носит весьма специфический и нездоровый характер, а также имеет много общего с аналогичным нездоровым русским западничеством. Это западничество обусловлено комплексом неполноценности, который, в свою очередь, порожден перманентным отставанием славянского мира от Запада. Однако если в России этот комплекс обрел самоедский, разрушительный характер, у народов-лимитрофов он принял иные очертания. Для России западничество стало формой цивилизационного самоотрицания, то есть результатом разочарования в своей особой цивилизационной миссии перед лицом более сильной и привлекательной с точки зрения «западников» цивилизации.
Для народов-лимитрофов «западничество», напротив, становилось формой национального самоутверждения, повышения самооценки, поскольку «западность», «европейскость» воспринимаются как маркеры престижности.
При этом, поскольку восточноевропейские лимитрофы являются относительно Запада отсталой периферией, практически не имеющей шансов стать вровень с цивилизационным ядром (которое само не заинтересовано в подобном выравнивании), утверждение своей принадлежности западному миру обретает откровенно фентезийный, мифологический характер. В силу этого народы-лимитрофы склонны к безудержному историко-культурному фантазированию, призванному обосновать не просто их принадлежность европейской цивилизации, но и исключительную роль в ее судьбе.
Кроме того, они склонны придавать непропорционально большое значение внешним, поверхностным признакам, также якобы маркирующим «европейскость». Весьма выразительно описал этот комплекс восточноевропейских лимитрофов В. Цымбурский: «На этом пространстве цивилизационные идентификации чем восточнее, тем более расплывчаты, спорны и часто претенциозны, сплошь и рядом возникают искусственные „подвижки к Европе“ через подчеркиванье неких квазиевропейских качеств — например, когда аналитизм новоболгарского языка выдается за признак, сближающий болгар больше всех славян с народами Запада. Постоянным в этом балтийско-балкано-черноморском поясе оказываются исторические драмы с чьими-то намерениями „вернуться“ или „вписаться“ в Европу, напарывающимися на экономические, психологические и иные препоны морочащую двусмыслицу „недоинтегрированности“. Практически все здешние народы, а особенно их элиты склонны себя относить к „настоящей“ Европе, — но каждый народ тут готов считать своего восточного соседа за азиата».{36, c. 217}
К слову, популярность нацизма у многих восточноевропейских народов также обусловлена этим специфическим «комплексом европейца». Ведь нацизм, апеллирующий к биологическим критериям, по сути, предлагает формулу органического, врожденного «европейства», что для восточноевропейских лимитрофов с их склонностью к паранаучному мифологизаторству было очень привлекательно.
И хотя Гитлер резервировал эти органические «европейские» черты в первую очередь за немцами, националисты восточноевропейских лимитрофов, ставшие на путь коллаборационизма, пытались применить нацистскую формулу «врожденного европейства» в первую очередь к своим народам.
Разумеется, в образе «главного азиата», в пику которому народы-лимитрофы утверждали свою «европейскость», обычно оказывалась Россия — из восточноевропейских стран и географически, и культурно, и исторически наиболее удаленная от Западной Европы и наименее соответствующая ей как цивилизационному эталону. Собственно, это во многом стало источникам и внутрироссийского самоедского западничества, для которого характерно восприятие России как глухого «медвежьего угла» Европы.
Понятно, что распространение русофобских взглядов и настроений среди славян было выгодно Западу, не заинтересованному в консолидации славянского мира вокруг России. В первую очередь, таким настроениям были подвержены католические славянские народы, для которых католицизм, латинская
