жизнь Алойша, делала его невосприимчивым к любому оружию. Иначе говоря, защищала его. Но сам распоряжаться подобной властью над Скверной он не мог.
— Но сила у меня! — вырвалось у Скальда. — Я владею Скверной!
— Не по ее вине…
Скальд растерялся.
— О чем вы?
— Точнее выражаясь… доля заслуги Мелисенты в том, что вы владеете Скверной, все же имеется. Но это можно считать лишь побочным эффектом ее плана. Видите ли, доктор Серпентес, не все в этом мире подвластно нам. Существуют вещи, которыми даже Верховная Матерь не может управлять.
— Вы противоречите сами себе!
— Эти вещи никто не может контролировать! Ни вы. Ни она. Ни кто-либо еще. Повторяю еще раз — Скверна внутри вас — вынужденная необходимость, невыгодные последствия плана. Если бы природа Скверны была устроена иначе, вероятно, этого бы не случилось.
— Выходит, дело в самой Скверне, так? Что это? Откуда она взялась?
— Не мне говорить с вами об этом. Кроме того, как вы верно подметили, мы оба знаем, по какому поводу состоялась наша встреча. Давайте же не будем оттягивать первостепенный разговор до рассвета.
«Он прав. Сперва нужно сделать все возможное, чтобы избежать войны. Переговоры первым делом, а потом — все остальное».
— Я вас слушаю.
Вилиамонт уселся в бархатное кресло, соседствующее с креслом Эвр.
— Эвр сейчас находится под нашим контролем. Она не может сама выбраться из сна. Мы перехватили ее подсознание.
Гринштейн спокойно кивнул.
— Я догадался. Иначе бы мы сейчас не говорили друг с другом.
Скальд собрался с мыслями и вспомнил, о чем его просила Элен.
— Мы ее убьем, если вы не примите немедленную капитуляцию.
Уголок губы Вилиамонта хищно вздрогнул.
— «Капитуляцию»? Скальд, Скальд, Скальд… вы сейчас серьезно?
— Вам дорога Эвр, не так ли? Мы не станем сражаться с вами. Вы можете забрать с собой всех рыбоедов и покинуть Перламутр-Бич. На что вам этот город? Откройте портал. Уйдите в другой мир. Обустройтесь там. Найдите новый дом. И спасите самих себя от верной гибели. Как бы сильно вы ни были верны Верховной Матери, я уверен, что она вас совсем не ценит. Мелисенту волнует только Мелисента.
— Да как ты смеешь?! — Гринштейн почти поднялся на ноги вновь.
— Вилиамонт. Будьте благоразумны. На нашей стороне океан. Айседора владеет Оддом и Академией. Все подводные жители пойдут за ней. Они под ее личным командованием. Мы разобьем вас. Я же предлагаю вам спасти себя. Сохранить жизнь.
— Как же благородно с вашей стороны…
— Гринштейн, я знаю, что ваш путь был непростым и тернистым. Вы были пленником «Харона». Из вас сделали то, чем вы стали… Никто бы не пожелал подобной участи. Вы прятались. Вы сражались. Вы мстили. Но «Харона» больше нет. И город вы смогли захватить. Вы же хотели доказать себе именно это? Возможность силы. Возможность взять верх. Возможность победить.
— Вы правы, доктор Серпентес. Я победил. И сейчас я намереваюсь удержать свою победу.
Скальд перешел к шантажу.
— Тогда… вам придется делать это в одиночку. Уверен, Эвр все слышит.
Скальд взглянул на спящего Призрака в кресле.
— И она узнает, что вы ее предали. Стоит вам отказать нам в нашем предложении… она умрет. Мы очень глубоко в ее сознании. Эвр полностью под нашим контролем. Стоит захотеть — ее не станет прямо сейчас. И вы, Вилиамонт, останетесь совсем один. И никто вам не поможет. Никто не спасет. Вам не выстоять против сил океана.
Гринштейн наклонился вперед и прищурился, изучая Скальда.
— Если вы считаете, что у вас достаточно сил, чтобы противостоять мне, то зачем это все? Зачем идти на подобные переговоры и требовать капитуляцию, если вы… столь самоуверенны?
— Кровь, Гринштейн. Хватит ее проливать. В этом мире есть два человека, которые хотят вас уничтожить за то, что вы совершили в прошлом.
— Мое прошлое полно грехов, мой дорогой! — он почти смеялся. — За что же именно меня так ненавидят?
Скальд незамедлительно выдал ответ.
— Елена Блейс.
И лицо Гринштейна переменилось: улыбка исчезла, уголки губ поползли вниз. Лицо окрасилось морщинами.
— Вы убили ее семь лет назад. Она была матерью Айседоры. И лучшей подругой Элеоноры ван Касл. Эти женщины… пойдут до конца дай им только шанс уничтожить вас…
— Чего же вы ждете?
— Если начнется битва — погибнут многие. В том числе жители Академии и подводного города, которым мы обещали возвращение домой. Гринштейн, вы знаете исход. Я владею Скверной, и у меня есть все шансы одолеть Верховную Матерь и вернуть себе Натаниэля.
Гринштейн тут же вскинул брови. Пальцы сжались в кулаки.
— Аллеи Скверны падут. Проход будет свободен. И все подводные жители вернутся в свой мир. Домой. Где же ваш дом, Гринштейн? Вам есть куда вернуться?
Вилиамонт не ответил.
— Мы не хотим терять людей. Не хотим лить кровь, если есть шанс не допустить этого.
— А как же месть мне за смерть Елены? Вы так просто готовы отпустить меня?
— Да, если это спасет других.
Гринштейн хмыкнул.
— Никакой гордости… и принципов… только слабость… Любовь…
Вилиамонт повернул голову в сторону Эвр.
— Вы серьезно считаете, что я покину пост? Сдам город? Уйду от власти? Ка-пи-ту-ли-ру-ю?
— Это в ваших же интересах, Вилиамонт Гринштейн. Вы стали сильным. Да. Но и мы тоже. У нас есть армия. Поддержка с воды. А что есть у вас? Верховная Матерь? Стая рыбоедов? И она принесет вам еще больше червей и оставит вас одного разбираться с нами? Не смешите меня…
Гринштейн сорвался на крик:
— Верховная Матерь никогда не предает своих детей! Никогда! Она не оставит меня! Она будет на моей стороне и разнесет вас всех в клочья, как уже сделала это с «Хароном» семь лет назад. Мы терпели поражение от Печатей. Аладар и Лиана оказались сильнее, чем мы думали. Никто не мог справится с ними. И тогда пришла она. Наша Матерь. Против Скверны ничто не может противостоять.
— Верховная Матерь владеет Скверной, да. Но и мы. И я уже не один.
Вилиамонт застыл.
От этих слов ему явно стало не по себе. На лбу проступил пот. Он часто заморгал и захлопал губами, как рыба, не произнося ни звука.
— Не один…
— Поверьте, Вилиамонт. Не стоит нас недооценивать. Мы сильнее, чем вы можете себе представить. Умерьте свои амбиции. Зачем вам Перламутр-Бич? Зачем руины? Зачем стая безумных рыбоедов? И в конце концов… подумайте об Эвр. Она дорожит вами. Вы же это знаете. Видите ее чувства. Пощадите хотя бы ее.
Вилиамонт твердо сжал кулаки.
— Любовь… сделала Эвр слабой… когда-то она была совсем другой. Сильной. Отважной.
