Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
В этот вечер я работаю на вызовах. Несмотря на поздний час, я согласилась встретиться с семьей пациента, который умирает, — сегодня после 25-часового перелета приедут его родственники из Австралии. Главврач хосписа тоже задерживается на работе, заботясь об ужине для них по прибытии. Он сидит вместе с командой отделения, которая обсуждает амариллис.
— Это просто странно и противно! — говорит Аманда, одна из старших медсестер. — Я не знаю, во что он там превратится, но сегодня заметила, что он тянется к солнцу. Тьфу!
Али, младшая медсестра, начинает хихикать.
— А ты, — потрясенная Аманда грозит пальцем Али, — ты даже не знаешь, о чем мы говорим, ты еще слишком мала!
Слезы текут по лицу Али. От смеха она начинает икать, когда отвечает:
— Мэнди, это 1980-е, а не 1940-е! А я медсестра!
Главврач хосписа заинтригован — частично амариллисом, частично — подшучиванием в офисе отделения.
— Я всегда думал, что вы все такие высоконравственные святоши, — пробормотал он, и Али судорожно рассмеялась.
В дверь кабинета стучат, и сквозь стекло я вижу взволнованное лицо сына Наны. Медсестры переключаются на профессиональный режим, и я открываю дверь.
— Доктор, мне сказали, что вы хотели меня видеть, — говорит он. — И мне тоже нужно кое о чем вас спросить.
— Да, мне хотелось бы пообщаться с вами, — отвечаю я, и мы вместе идем на кухню для посетителей, чтобы сделать чай и взять его с собой.
На кухне зал держит комик. Мужья Амы и другой пациентки смеются над его комментарием, соглашаясь выйти на улицу покурить. Я завариваю чай для сына Наны, пока он наблюдает за удаляющимися спинами курильщиков.
— Вы хотите пойти с ними? — спрашиваю я. — Я буду здесь еще какое-то время, если хотите сначала покурить.
Иногда все, что нужно человеку, — это покой, отдых, принятие. Однако некоторые самостоятельно от этого отказываются, умалчивая от родных свои проблемы и терпя их излишнюю активность и энтузиазм.
Он мрачно кивает головой, будто знает, о чем я собираюсь сказать.
Мы сидим в офисе и смотрим друг на друга поверх ярких чашек. Этого человека, которому сейчас за 70, все еще защищает и оберегает его умирающая мать. У него была целая жизнь, чтобы научиться справляться с трудностями, но она отчаянно сопротивлялась тому, чтобы он узнал, насколько серьезна ее болезнь. Только сегодня мы смогли получить разрешение откровенно поговорить с ее семьей, отчасти для того, чтобы она меньше уставала от их энтузиазма ее развлечь. Интересно, с чего начать.
— Вы хотели что-то спросить? — говорю я.
Он ставит чашку на стол.
— Да, я хотел узнать, умирает ли она, — внезапно спрашивает он. Господи, оказывается, он заметил больше, чем мы думали.
— Интересно, что побудило вас задать этот вопрос? — начинаю я, прощупывая направление разговора.
— Бриджит.
— Бриджит? Как?
— Мама спала, когда я приехал сегодня, поэтому я вышел поговорить с Бриджит. Она спросила, заметил ли я, что у мамы стало меньше энергии в последние дни, чего я не замечал. Бриджит сказала, что это закономерность, которую она видит. Меньше энергии. Больше сна. Потеря сознания, затем смерть. Она видела это очень много раз и знала маму до этого. Бриджит спросила меня, готовы ли к этому дети... — он замолкает и смотрит на свои руки.
Wow! Сеть в действии. Бриджит сделала всю мою работу.
— Что ж, это то, о чем я хотела с вами поговорить, — отвечаю я. — Что вы чувствуете по поводу слов Бриджит?
— Не знаю. Я никогда не видел умирающего и не знаю, чего ожидать. Но определенно она чувствует себя хуже, правда? Ее лицо опадает, она не может стоять, ее руки более искривлены и стали жестче. И говорит она все меньше. Кажется, все это складывается в одно... — он проглатывает ком в горле, складывает руки в замок и умоляюще смотрит на меня.
Я не могу обещать ему счастливого конца. Он хочет, чтобы я убедила его в том, что он ошибается. Но то, что он заметил, — первые шаги ее путешествия.
— Вы правы, — отвечаю я, он отворачивается и моргает. — Если оглянуться назад и сравнить ее состояние с предыдущим месяцем, что вы скажете?
— Определенно стало хуже.
— А если взять предыдущую неделю?
Он качает головой и говорит:
— Да, даже на предыдущей неделе было лучше. Не понимаю, почему не видел этого.
— Это сложно признать, когда дело касается того, кого вы очень сильно любите. Вы видите человека, не анализируя, что он может или не может сделать.
Он вытирает глаза.
Пока он пытается переварить сказанное мной, наступает тишина. Затем он опирается руками на колени, выпрямляет спину и спрашивает:
— Сколько времени ей осталось?
Ненавижу этот вопрос. На него практически невозможно дать ответ, но почему-то люди полагают, что оставшееся время можно посчитать с помощью калькулятора. Это не определенное число, а путь, движение во времени, шаги на цыпочках по грани. Я всегда даю честный прямой ответ: точно не знаю. Но я могу сказать, как оцениваю это, и вместе мы можем попытаться предположить.
Помню, как главврач хосписа рассказывал Сабине о смерти, и как я была удивлена описанием этого процесса. Не прошло и двух лет, как я использую собственную адаптированную версию этих слов, теперь с уверенностью, основанной на практике, но ограниченной осторожностью. Это первый разговор такого рода для сына Наны, и я должна обращаться с ним очень бережно, идти в ногу с ним.
Вместе мы обсуждаем изменения, которые он заметил: ограниченность в речи и движениях. Говорим о ее энергии и о том, насколько сильно она устала по сравнению с двумя предыдущими неделями. Часть ее усталости может быть временной, связанной с лучевой терапией, но есть и четкие объективные перемены, которые можно проследить неделя за неделей. Мы пытаемся исчислять оставшееся ей время в неделях. Может быть, месяц или два, но до осени она точно не протянет.
Он вертит в руках чашку, глядя сквозь нее в пустоту, заново осознавая собственную жизнь. Ему больше 70 лет, его мама умирает. Он мог бы быть подростком, который не знает, как справиться с утратой. Что я могу предложить? Я чувствую себя слишком молодой, мне еще нет 30, чтобы советовать что-то мужчине, который старше моего отца. Как я могу предложить помощь? Он благодарит меня и говорит, что собирается проверить, не проснулась ли мама. Я возвращаюсь в офис. Приехали австралийцы. Главврач хосписа ушел за ужином. У меня на очереди другие плохие новости.
Курильщики уже вернулись на кухню, когда я захожу, чтобы сделать чай для австралийцев. Комик приносит молочник, а муж Амы сочувственно замечает, что я задерживаюсь допоздна. Сын Наны входит с опухшими глазами и пустой чашкой, и комик похлопывает его по плечу в знак солидарности. Это небольшое сообщество разных людей объединено столкновением со смертью. Комик делает пронзительный комментарий:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
