- Он спросит, почему он должен это делать. И я не будузнать, что ему ответить.
- Тогда пошли его к черту.
- Не могу, - Гэррети пошел по направлению к маленькой,согнувшейся фигуре Барковича. - Он, единственный, кто еще уверен, что выиграет.Баркович был в забытьи. С полузакрытыми глазами и щетиной на смуглых щеках онпоходил на потертого игрушечного медвежонка. Свою оранжевую шапку он илипотерял или выбросил.
- Баркович!
Баркович встрепенулся:
- Что? Кто это? Гэррети?
- Да. Скрамм умирает.
- Кто? А, понял. Рад за него.
- У него пневмония. Похоже, он не доживет до конца дня.
Баркович внимательно оглядел Гэррети своими глазамипуговками. Да, он был очень похож на старого, забытого детьми игрушечногомедвежонка.
- А тебе-то что, Гэррети?
- Ну, он ведь женат и... Глаза Барковича расширились, покане стало казаться, что они вот-вот выпадут.
- Женат? Женат? Эта жопа с ушами...
- Тише ты, ублюдок! Он может услышать!
- Мне плевать! - Баркович повернулся к Скрамму и заорал изовсех оставшихся сил. - Что ты думал, идиот, когда впутался в это?! Что это играв салочки?!
Скрамм непонимающе посмотрел на Барковича и помахал ему -должно быть решил, что это зритель. Абрахам, что шел рядом, показал Барковичупалец.
Баркович снова повернулся к Гэррети. Он улыбался.
- Гэррети, твоя рожа так и сияет добротой. Пустите шляпу покругу для жены умирающего, так?
- Ладно, - сказал Гэррети зло. - Тебя исключаем.
Он повернулся, чтобы уходить, но Баркович ухватил его зарукав. - Подожди. Я же не сказал "нет". Разве я это сказал?
- Нет.
- Конечно, - на губах его снова появилась улыбка, нокакая-то жалкая.
- Слушай, я вовсе не хотел ссориться с вами, парни. Со мнойвсегда так не хочу ни с кем ссориться, а так получается. Дома тоже всегда такбыло, то есть в школе. Я ведь не такой уж плохой, просто часто встаю не с тойноги, что ли. А мне очень нужны друзья, плохо ведь одному, особенно в такомделе, правда? Гэррети, ты ведь знаешь. Тот Ранк - он сам виноват, он хотелпобить меня. Почему-то все хотят меня побить. В школе мне даже приходилосьносить с собой нож. А Ранка я не хотел... Не хотел, чтобы его... Вы увиделитолько конец и не видели, как он... - Баркович запутался и замолчал.
- Да, правда, - пробормотал Гэррети, чувствуя себялицемером. Он слишком хорошо помнил инцидент с Ранком.
- Ну и что ты собираешься делать? Войдешь в долю?
- Конечно, - рука Барковича судорожно вцепилась в рукавГэррети. -Я могу кормить ее хоть до конца жизни. Я просто хотел сказать... Учеловека должны быть друзья. Кому хочется умирать в злобе? Я не хочу... Не...
- Да, да, - Гэррети начал отходить, ощущая неловкость. Он по-прежнемуненавидел Барковича, но и немного жалел.
- Спасибо. - Почему-то проблеск человечности в Барковиченапугал его.
Он не мог сказать, почему.
Он слишком сильно отстал, получил предупреждение и, ускорившаг, оказался рядом со Стеббинсом.
- О, Рэй Гэррети! - сказал Стеббинс. - С добрым утром. В чемдело? Гэррети вторично пустился в объяснения насчет Скрамма и его жены, и заэто время еще один парень получил пропуск (на куртке у него было написано"Ангелы ада на колесах"). Закончив, он терпеливо ждал ответаСтеббинса.
- Почему бы и нет? - спросил Стеббинс, дружелюбно улыбаясьГэррети.
Гэррети с каким-то суеверным ужасом почувствовал, чтоотчаяние добралось и до него.
- Звучит так, будто тебе нечего терять, - заметил он.
- Нам всем нечего терять, - улыбнулся Стеббинс. - Так легчеуходить.
Но пойми меня правильно, Гэррети, - я не могу обещать.Сейчас этот бедняга еще кажется вам важным. Я даже скажу почему - вы пытаетесьзацепиться за будущее своим обещанием. Раньше, до Поворота, когда у нас былиеще миллионеры, они основывали фонды и строили библиотеки. Они тоже пыталисьзацепиться за будущее. Некоторые делают это детьми, но никто из них, он широкимжестом обвел участников, - не оставит ни одного ублюдка. То, что я говорю, не шокируеттебя?
- Нет, - пробормотал Гэррети.
- Ты и твой друг Макфрис выбиваетесь из этого балагана. Я непонимаю, почему вы здесь. Кстати, ты всерьез воспринял то, что я говорил тебевечером? Насчет Олсона?
Гэррети кивнул.
- Ну и зря, - Стеббинс рассмеялся. - Не было у него никакихсекретов. Я пошутил.
Гэррети чуть улыбнулся:
- Знаешь, я думаю, ты вечером сказал что-то лишнее и теперьбоишься. Думай, как знаешь, Гэррети.
- Можешь скрывать это, но ты боишься, Стеббинс. Тебенравится думать, что все подстроено. Но вдруг это честная игра, тогда что?
- Что ж, иди и думай, что это честная игра. Не все ли равно,с какой уверенностью подыхать?
- Опять врешь, - сказал Гэррети, но Стеббинс лишь короткоусмехнулся и опять уставился на свои ноги.
Гэррети побрел вперед, туда, где Макфрис, Пирсон, Абрахам иБейкер собрались вокруг Скрамма, как встревоженные тренеры вокруг получившеготравму боксера.
- Как он? - спросил Гэррети.
- Почему ты их спрашиваешь? - удивился Скрамм. Он уже неговорил, а шептал. Прежний болезненный румянец уступил место восковойбледности.
- Ладно, спрошу тебя.
- О, неплохо, - Скрамм закашлялся. Это был захлебывающийся,глухой кашель, будто идущий из-под воды. - Неплохо. Молодцы, что решилипозаботиться о Кэти. Я уже не думаю, что смогу это сделать сам.
- Не говори много, - предупредил Пирсон, - ты выматываешься.
- Какая разница? Раньше или позже, - Скрамм печально огляделих, потом медленно покачал головой. - Почему я заболел? Я ведь шел так хорошо.Даже когда устал. Почему Бог сотворил такое со мной?
- Не знаю, - сказал Абрахам.
Гэррети снова почувствовал страх перед великой тайной смертии попытался его отогнать. Это чувство было особенно неприятным, когда умиралдруг. Который час? - спросил внезапно Скрамм, и Гэррети сразу вспомнил Олсона.
