И услышать его в последний раз в своей жизни.
Глава 39— Поздравляю, дорогая, у вас – мальчик! — я дышу рвано и часто, но как только мне показывают сморщенное, синевато-красноватое чудо, задерживаю дыхание от восторга. Это невероятно! Мой малыш…
Ох…
Слезы сами собой льются из глаз, но на губах играет улыбка – она рождается сама собой, от того, как происходит наше с сыном знакомство. После процедур его кладут мне на живот, и я чувствую его приятную тяжесть, и все внутри переворачивается от накатившей, безбрежной нежности.
Он кажется мне настоящим красавцем, и я уверена, что врач и медсестра не будут со мной спорить – он и правда прекрасен.
Слезы все текут и текут, и уже все тело начинает содрогаться от рыданий. Я полностью обессилена тяжелой дорогой до роддома, долговременными родами, аварией, неизвестностью, которая на цыпочках поджидает меня за дверью родительного зала, чтобы обрушиться всей своей пугающей массой, как только интимный момент знакомства с сыном завершится.
Роды – это переход из смерти в жизнь и из жизни в смерть, в это время каждая женщина находится на такой тонкой границе между этими двумя состояниями, что, сделай одно движение, - и все. Чаша весов перевесит в одну сторону, и оттуда не будет возврата.
И я могу сказать точно и откровенно: если бы я не слышала писка своего новорожденного малыша, то не думая скользнула бы на темную сторону, сделав шаг вперед. Ни секунды не задержавшись в мире живых…
Врач завершает процедуры, зашивая разрывы, а я не могу удержать руки на месте, и случайно задеваю свое бедро. Пальцы тут же почти тонут в теплой вязкой жидкости. Я тут же одергиваю руку, вытираю пот со лба, с виска, под носом.
Напряженно слежу взглядом, как медсестра завершает процедуры с моим малышом: измеряет его рост, вес, записывает все данные аккуратно в тетрадь и заворачивает его в пеленки, чтобы положить в прозрачный кювез.
— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я медсестре, привлекая внимание, борясь с тупой ноющей болью, которая царит в моем теле, во многом благодаря действиям врача.
Женщина поворачивается и ловлю ее неодобрительный взгляд. Она берет кусочек ткани и обтирает мое лицо. Я вижу, как она тут же окрашивается цветом моей крови. Но все это кажется неважным, потому что все самое главное, что мне нужно знать, - что мой ребенок жив и здоров.
— Все в порядке, мамочка, — говорит она довольно внятно через марлевую повязку. — Сынок по шкале Апгара на девятку, настоящий богатырь!
Я хватаю ее за рукав, не давая отойти.
— Пожалуйста, — говорю ей шепотом, хотя мне кажется, что голос мой разлетается по всему родильному залу. — Напишите записку, что это мой сын, мой.
Она качает головой.
— Не волнуйтесь, Оксана, — мягко отвечает, и я думаю о том, что такие страхи могут посещать голову любой новоявленной мамы, не только мою, — на ручке малыша уже есть бирочка. Видите, голубая?
Вздыхаю. Теперь могу быть уверенна, что моего ребенка никто ни с кем не спутает.
— Я закончила! — врач укрывает меня теплым одеялом, и вовремя: меня начинает ужасно знобить, зубы буквально бьются друг о друга. Она подносит мне стакан с водой, и я осушаю его в два глотка. — Это заканчивается действие препаратов, все прошло замечательно, тем более в вашей ситуации. Потому сейчас лежите и не волнуйтесь, все будет очень хорошо. Малыша мы отвезем в детскую комнату и привезем его через час – вам нужно набраться сил и прийти в себя. Вы меня поняли?
Она оценивает мое состояние – проверяет зрачки и смотрит на пристально в лицо.
— Нет, не забирайте его, пожалуйста! — хочется хныкать мне.
Медсестричка успокаивающе похлопывает по руке, и добавляет еще одно колючее теплое одеяло сверху.
— Вам нужно немного полежать, а за малыша не переживайте. Ему нужно поспать, также, как и вам – отдохнуть. Я скоро вернусь.
Они тихо выходят из зала, но я слышу, как женщины переговариваются шепотом:
— Какая страшная авария! Повезло, что скорая помощь так быстро оказалась рядом, ехала буквально им навстречу.
— И муж-то, муж… — шепчет, удаляясь, вторая, и я дергаюсь, как от удара от ее недоговоренности.
Медсестра щелкает выключателем, закрывает дверь, и я оказываюсь в родильном зале, где только что пережила столько боли и счастья в одно и то же время, в полном одиночестве. Жалюзи приспущены и не пускают веселое солнце внутрь. Комната буквально отрезает меня от всего мира и дает время подумать, и это время предоставлено сейчас только мне. Не слышно ни звука, не видно ничего такого, что может приковать взгляд, и я погружаюсь сама в себя. Вспоминая, переваривая, обдумывая.
Перед глазами – Игорь. Его обезображенное ненавистью лицо, глубокая складка между бровей. Наверное, таким теперь он еще долго будет являться перед моим внутренним взором.
«Ты мне изменяла, — слышу я мысленно его укор. Муж качает головой, он недоволен и страшно зол. — Изменила мне. И с кем? С Камалом. С чертовым Камалом Асылханом!».
Зажмуриваюсь так сильно, что из уголков глаз течет горячая влага.
«Ты продал меня ему, как публичную девку! Чтобы стать богаче, подакал его интересу, подстроил ту самую ночь в гостинце, когда я думала, что иду на свидание к собственному мужу», — задыхаясь от вновь нахлынувших эмоций, торопливо отвечаю ему.
«Но ты же сразу поняла, что он – не я, — щурит свои невозможные глаза моя совесть в лице Игоря. — И тогда, во второй раз, ты решила, что закон тебе не писан и с радостью прыгнула к нему в постель, в его объятия!».
Я молчу и только глотаю соленые слезы. Это чертово притяжение, невозможную тягу к Камалу трудно и невозможно объяснить простыми словами. То ощущение, когда я понимаю, в какую секунду он смотрит на меня. То безбрежное чувство ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, когда он касается рукой. То невероятное желание воспарить к небесам, когда он целует…
Господи…
«Ты родишь мне ребенка, — говорит Камал внутри моего одинокого сумасшествия. — Помнишь, что я тебе сказал в нашу первую встречу? Как видишь, я оказался прав. Это случилось».
«Ты никогда, никогда об этом не узнаешь, — начинаю горячо спорить с ним. — Тебя не коснется моя жизнь больше никогда!»
Он смотрит так пристально и серьезно, что кажется, будто бы миллионы иголок одновременно начинают колоть мое тело, пробиваясь под кожу. Мучительная затяжная боль снова начинает сотрясать тело, озноб усиливается.
Я слышу быстрые шаги за дверью родильного зала и скорее чувствую, чем вижу, как открывается дверь и в комнате оказываюсь не одна. Приоткрываю глаза и вижу мужчину в халате, накинутом поверх мундира. Мундира? Очень неожиданное посещение. Хочется приподняться на локтях, чтобы разобраться в ситуации, узнать, в чем дело, но это невозможно.
