Молодой человек чем-то плеснул мне в лицо.
Еще я помнила боль. Резкую. Страшную. Разрывающую каждую частичку моего тела на мелкие части.
— О, Боже! — прошептала пересохшими губами и дернулась. Я ослепла! Я не видела ничего. А еще я была привязана, потому что при попытке поднять руку ощутила, как что-то крепко фиксировало мое запястье.
— Злата, любимая! — голос знакомый.
Он сказал: "Любимая"?! Хотя какая разница!
— Воды, — говорить было тоже проблематично. Во рту было сухо, словно, в пустыне Сахара. Но с этим было легко смириться. Но вот то, что я отчетливо ощущала ужасную стянутость на лице меня по-настоящему напугало.
Лицо? А у меня, вообще, осталось это лицо? Я как-то видела ток-шоу с героинями, которых, как и меня, облили кислотой. Почему-то была уверена, что молодой мужчина плеснул в лицо мне именно кислотой. Пострадавшим делали десятки пластических операций, чтобы на них хоть как-то можно было смотреть.
С грустью подумала, что Лукрецкий больше меня не назовет "Куколкой".
Мне всунули в рот трубочку.
— Пей, пожалуйста, медленно и немного, — сделала два небольших глотка и почувствовала себя значительно лучше.
— Что со мной?
— Все хорошо, — голос оборотня был удивительно спокоен. Вероятно, ничего хорошего. Совсем ничего хорошего. — Расслабься. Я позову родителей и врача, — легко ему говорить. "Расслабься". Ха! Это не он лежит привязанный к кровати и не видит ни черта. Родителей? Он сказал "родителей"? Что чета Лукрецких забыла в… А, кстати, где я?
— Развяжи.
— Чуть позже, — судя по удаляющемуся голосу, оборотень сбежал. Просто прекрасно! Нет, превосходно! Неудивительно, что он не хочет находиться рядом с уродиной. Странно другое, я, вообще, не чувствовала боли. А ведь должна быть адская, невыносимая боль. С другой стороны, наверное, меня накачали каким-нибудь сильным обезболивающим. Ощущала я себя, словно, со стороны. Вроде Я, но Я не до конца. Да, и какой-то туман, мешающий сосредоточиться и логично мыслить. Нет, я логично мыслила… но вот длинную логическую схему выстроить была не в состоянии.
— Дочка! — услышала приятный женский голос и хлопок двери. Дочка?! Какая дочка?! Дамочка, вы явно ошиблись. У моей мамаши был пропитый грубый голос. — Златочка, как ты? — до моей руки аккуратно дотронулись и чуть сжали пальцы.
— Развяжите.
— Конечно-конечно, — какая милая и отзывчивая женщина, не то что этот сбежавший оборотень-предатель. Женские пальцы проворно стали что-то делать с моими запястьями. По ощущениям расстегивать ремни. — Тебе не больно?
— Нет.
— Я так волновалась, — затараторила незнакомка. — Папа скоро придет, — еще и папа нарисовался. Прекрасно, вся семья в сборе. Вспомнила, как выглядела мать Лукрецкого. Кстати, он меня так с матерью и не удосужился познакомить, а ведь вернулись мы в город уже несколько дней назад. М-да, теперь на ее фоне я буду смотреться еще уродливей. Нет, если Влад еще не сбежал, определенно сбежит, когда увидит нас рядом. — Я ему сейчас позвоню, и он подъедет, — вот Андрея Викторовича видеть мне совсем не хотелось.
Мать Влада освободила мне правую руку. Чуть повертела, разминая запястье. Машинально потянулась потрогать лицо.
— Не надо! Доченька, не трогай! — какие нежности! Тем не менее, руку я опустила. Могу подождать. А то, кто знает эту дамочку, вдруг снова привяжет. Мне, вообще, было непонятно, какой идиот меня решил привязать к постели. Можно подумать, что я умалишенная, притом весьма буйная, опасная для себя и окружающих.
— Воды, — мне снова просунули в рот трубочку, но на этот раз женщина осторожно чуть приподняла голову, подсунув ладонь под затылок.
— Я… я так волновалась, ты даже не представляешь, милая! Так рада, что с тобой все в порядке, — сомнительное заявление, но предпочла слушать дальше. Говорить мне было не то, чтобы сложно, как-то неудобно. — Это такое счастье!..
— Где я? — все-таки не выдержала поток бессвязных и ненужных мне сейчас признаний и перебила. Правда, не заметить искренность в голове Лукрецкой было сложно. Она, действительно, радовалась и была настроена по отношению ко мне крайне доброжелательно.
— В больнице, — логично. — В нашей больнице, — зачем-то уточнила она. Выходит, меня перевезли в соседний город. Влад успел рассказать, что у стаи есть собственная клиника. Находилась клиника там же, где и сама стая, которой руководил Демьян Лукрецкий, старший брат моей пары. Интересно, он тоже припрется меня навестить? А то тут собирался такой семейный подряд. Мама, папа, я — дружная семья.
Тем временем женщина освободила мне вторую руку, определенно стало морально легче. Прохладный воздух пощекотал оголенную кожу стоп. Кажется, дама приподняла одеяло. Что-то стала делать с моими щиколотками. Я что, была привязана снизу? Осторожно дернула ногой. Вот же!
— Я ведь не представилась, — прощебетала она. — Меня зовут Вероника Александровна, но я очень надеюсь, что ты захочешь называть меня мамой, — мне это было без разницы. Ради хороших отношений я могла ее звать хоть Царевной-Лягушкой, хоть Василисой Прекрасной.
— Угу, — буркнула. Думаю, мне простит. — Что со мной?
— А Владимир тебе не сказал?
— Нет.
— На тебя было совершено покушение, насколько я поняла, — произнесла и замолчала. Никакой информативности. Похоже, эта дамочка может только охать, горестно вздыхать и лить воду.
Неожиданно поймала себя на мысли, что они, эти мысли, стали больно уж циничными.
Снова хлопок двери и шаги. Вернее, даже не хлопок. Тихий звук, но я с какой-то необъяснимой уверенностью могла заявить, что дверь открылась. Возможно, при потере зрения улучшилось восприятие, усилился слух. Так бывает, я слышала. При потери какого-то чувства другие активизируются, пытаясь заменить собой утраченное, словно, компенсируя.
— Вероника Александровна, — раздался голос Влада, — как она? — обо мне уже говорят в третьем лице. Так и захотелось закричать: "Эй, я здесь!". Кстати, а почему "Вероника Александровна", не "мама"?
— Держится просто отлично. Я бы на ее месте была в полной панике, — призналась женщина. — Я сейчас вернусь, только Витеньке наберу.
— Скорее всего это последствия лекарственной терапии, — раздался новый незнакомый голос.
— Скорее это моя Злата, — с какой-то гордостью заявил Лукрецкий. — Правда, милая? — вот опять "куколкой" не назвал. Промолчала.
— Злата Юрьевна, позвольте представиться, меня зовут Тимур Иванович Артемьев, — голос раздался совсем близко, — я ваш лечащий врач, — врач — это хорошо. Может, хотя бы он меня не будет кормить завтраками, рассказывая что со мной все распрекрасно. Не может быть все замечательно с тем, кому в лицо плеснули кислотой.
— Что со мной? — вышло несколько зло. Не хотела, но терпение закончилось.
