Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Емельянов прижал к лицу носовой платок, очень жалея, что поблизости нет воды и нечем его смочить. Дышать через сухую ткань было невыносимо. До этого он честно пытался приспособиться к обстановке, не обращая внимания на запах. И даже выдержал так целых 10 минут.
Но потом плотная подушка буквально закупорила его легкие, подступая к горлу тошнотой. Емельянов представил себе эту жуткую картину: опер, блюющий на осмотре места происшествия. Падение хуже сложно было даже вообразить. И он достал платок.
Ситуация усугублялась еще тем, что голова у Емельянова была чугунной и, казалось, готова была воспалиться при любом прикосновении к лицу или волосам. Накануне вечером он перебрал лишнего.
Опер был слишком расстроен неприятностями на работе. После отвратительного разговора со следователем о закрытии дела Паука и скрипача его вызвал к себе начальник уголовного розыска и устроил ему скандал. Орал на него, как на мальчишку. Дал сроку два дня, чтобы завершить несколько открытых краж.
А потом произошло, собственно, то, чего и следовало было ожидать. Емельянов был поставлен в известность, что дело скрипача закрыто, так как уже есть заключение экспертизы, и это самоубийство. По самоубийству уголовные дела не открывают. А убийство Паука начальник велел списать на бандитские разборки, и, если не найдется мелкая шестерка, то можно отправить в архив как висяк.
К тому же, особо подчеркнул начальник, есть заключение, которое свидетельствует, что Паук умер от передозировки кокаина. Кокаин употреблял сам. Значит, почти естественная смерть. Нечего тратить время — и свое, и людей из отдела на то, чтобы разбираться в ссорах этой мрази и в смертях всяких наркоманов, которые повыходили из зон. Собаке — собачья смерть.
Даже видавшего виды Емельянова поразила наглость и циничность такого поведения. Он уже давно понял, что в работе советских правоохранительных органов всегда присутствует двойная мораль.
Лицемерят ради официальной статистики, лгут ради социалистических правил, подделывают отчеты, двурушничают, в глаза говорят одно, делают другое, думают третье. И так всегда. При этом выкручиваются, чтобы поменьше работать, создать вид бурной деятельности на пустом месте. И так — во всем.
На подобных принципах строилась статистика, которую специально подделывали, отправляя в партийные инстанции. Но никогда еще факты не подмахивались так цинично и нагло. Невозможно было на черное говорить белое и все время закрывать глаза.
Емельянов так и сказал. Конечно, рискованно было разговаривать с начальством в таком тоне, но он просто не выдержал.
К тому же, было одно обстоятельство, о котором не знал ни следователь, ни начальник уголовного розыска, а Емельянову была известна слава Паука. Такие вещи были тайным, внутренним делом оперативников, когда не подпускали посторонних. И Емельянов знал о тайной репутации Паука.
Все было просто. Паук был единственным вором, который не стал стучать. Ничего не сказал в кабинетах уголовки. Как его ни били, он молчал. Чужое мужество даже врагам внушает уважение. А это было мужество — выдержать допросы с пристрастием и молчать. Поэтому Емельянову Паук был интересен. Можно сказать, он его уважал.
Именно поэтому ему было интересно, кто расправился с ним, потому, что такой судьбы Паук не заслужил. Емельянов был настроен найти его убийцу. И настроен серьезно. А тут — такое… Поэтому он не смог промолчать.
Начальник вспылил и снова заорал на него. Но Емельянов не обижался, потому что в этой истерике начальника он отчетливо почувствовал страх. Было понятно, что начальник боится КГБ, что приказ идет непосредственно оттуда. Давят на него, поэтому он вынужден давить на Емельянова. И пути назад нет.
Но, несмотря на то что Емельянов прекрасно понимал правду, из кабинета начальства он вышел в самых расстроенных чувствах. Невыносимо было оставаться наедине с такими мыслями и сидеть в пустой квартире. И он пошел к своему другу, который жил неподалеку.
Это был старый школьный друг. Он работал инженером на одном из заводов и жил в коммуналке. Емельянов знал, что это единственный человек, способный его понять.
Засиделись они допоздна. Пили водку. Много. Обычно Емельянов никогда не напивался сильно и всегда старался себя контролировать. Но тут он потерял меру. Кое-как добрался домой в полночь и свалился мертвым. Утром же вернее будильника его подняла жутко болевшая голова, превратившаяся в сплошной, раскаленный шар. Боль пульсировала в каждой точке черепа и выворачивала наизнанку все нутро. Было невыносимо сопротивляться этой дикой муке.
Наглотавшись таблеток, Емельянов кое-как поплелся на работу. Там его уже ждал сюрприз. Вся группа была в сборе.
— Где тебя носит? — налетел на него кто-то из оперов. — С утра начальник телефон обрывает, все тебя спрашивает, рвет и мечет.
— Да говори толком, — застонал Емельянов, для которого слово было подвигом. — Что стряслось?
— Жмурик на одном из заводов на Пересыпи. В 6 утра обнаружил ночной сторож, когда обходил территорию.
— Какой завод? — Емельянов старался соображать.
— Да хрен его знает! Рядом с Жеваховой горой. С него эту гору видно, с территории. Жмурик возле складов лежал, далеко от главных ворот.
— Что за жмурик? — поинтересовался Емельянов, кляня на чем свет стоит неведомого покойника — потому что невозможно было придумать что-то хуже, чем с похмелья осматривать труп.
— Вот! Это и есть самое интересное! Жмурик специально для тебя, — рассмеялся его товарищ, — Дато Минзаури. Правая рука Паука.
— Что?! — Хмель, апатия, тошнота, даже головная боль — все слетело мгновенно, словно по мановению волшебной палочки. — Как опознали?
— У него в кармане паспорт лежал. Да и лицо не изуродованное. Опознать можно.
Емельянов первым забрался в машину, стараясь убедить себя, что он предчувствовал такое развитие событий. Было ясно, что тот, кто избавился от Паука, избавится и от его верного ассистента, правой руки, посвященного во все то, что знал Паук.
Было начало десятого утра. Завод работал вовсю. Смена начиналась в восемь, и в то время, когда оперативный уазик въехал в ворота со стороны переулка, уже вовсю громыхали станки, а к складам ездили рабочие с тачками, загруженные какой-то металлической арматурой.
— Склад в конце двора, это на самом краю территории, — рядом с ними семенил пожилой сторож, тот самый, который нашел труп.
Впереди еще только виднелись выкрашенные синей краской ворота склада, а Емельянов уже не мог здесь дышать. Он буквально чувствовал, как у него прямо огнем горит грудь!
— Что за вонь такая? — обернулся он к сторожу. — Это завод так воняет? Падалью…
— Что вы! На заводе с металлом работают, — будто возмутился сторож, — а это мясокомбинат воняет. Здесь, неподалеку. У них дальше по переулку склад есть. Вот там. Отходы плохо утилизируют.
— Кошмар какой-то! — Емельянов передернул плечами. — В жизни больше не прикоснусь к колбасе!
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
