Книга Скелет в семейном альбоме - Геннадий Сорокин

Первого июня наше городское УВД гудело как растревоженный улей: все обсуждали введение талонной системы на некоторые виды товаров. Мне кажется, что если бы в этот день СССР объявил войну блоку НАТО, то эта новость осталась бы за кадром. НАТО как военно-политическая сила – организация серьезная, но она находится где-то далеко, а талоны – вот они, уже пошли по рукам, они уже жгут ладони и сердца. Талоны на мыло и чай касаются каждого, а НАТО в Сибири не касается никого.

С начала лета нормированию подлежали мыло, стиральный порошок, колбасные изделия, мясо, чай, сахар и кондитерские изделия. Введение талонов на мясо в городе восприняли как откровенную издевку. Никакого мяса в магазинах не было в продаже уже лет пятнадцать. Это раньше, во времена Хрущева или раннего Брежнева, в гастрономах были мясные отделы, а при Горбачеве их закрыли за ненадобностью.

– Черт возьми, – с самого утра шумели мужики, – как понимать политику партии на данном этапе? С водкой подлянку нам Лигачев придумал. Он, говорят, бывший алкоголик, сам пить завязал и народу рот заклеил. Ввел Лигачев талоны на водку – хрен с ним, переживем. А вот с остальным-то как?

– А как нам все объясняют? – вступали в диспут друг с другом негодующие сотрудники. – Водка по талонам, потому что в стране введен «сухой закон». Сахар не достать – его самогонщики весь скупили. А чай куда делся? Весь чай в стране зэки на чифир пустили? Шут с ним, пусть будет так. Но куда в таком случае мыло пропало? Кто его все измылил? Или наше мыло братским социалистическим странам отдали? Пусть они, сволочи, подавятся нашим стиральным порошком, пускай его себе в суп вместо соли сыплют!

– О, соль! – в отчаянии застонало управление. – Надо сегодня же солью и спичками запастись. Исчезнет же все из продажи, а потом только по талонам выбрасывать будут. От них теперь чего угодно ожидать можно.

К обеду большинство кабинетов в городском УВД были закрыты, зато в окрестных магазинах кипел ажиотаж: народ сметал с прилавков соль, муку, крупы и вообще все, что подворачивалось под руку. Я в магазин смыться не успел – начальник городского управления милиции собрал весь руководящий состав УВД на экстренное совещание.

– Коллеги, – начал свое выступление Большаков, – на повестке дня один вопрос: собирать нам общее собрание личного состава УВД или нет? Будем мы проводить общегородскую разъяснительную работу по поводу введения талонов или поручим это дело руководителям подразделений и служб? Прошу высказываться, товарищи.

– Смелее, смелее, товарищи! – подбодрил офицеров начальник политотдела управления. – Сейчас на дворе новые времена, за правду не наказывают.

В зале засмеялись. Правда и милиция с ее процентной системой раскрываемости преступлений – понятия несовместимые. Это на заводе можно бригадиру правду-матку в глаза рубануть, а у нас лучше промолчать, погоны целее будут.

– Товарищи, – поднялся с места представительный мужчина, второй секретарь горкома КПСС, – я понимаю настроение, царящее в зале. Я понимаю ваш скепсис и чувство растерянности, но от объяснений с народом нам никуда не уйти. Я предлагаю собрать весь личный состав управления городской милиции и разъяснить сотрудникам, что талоны – это временная мера и надо немного потерпеть, подождать, пока наша экономика не нормализуется. От вас, от каждого из сотрудников, позитивная информация пойдет в семьи, а из семьи – в народ. Не надо вести себя как африканские страусы – зарыл голову в песок, и проблемы исчезли.

В зале поднял руку начальник следственного отдела Бондаренко. До пенсии ему оставалось совсем немного – он мог дерзить, ему уже никаким выговором личное дело не испортить.

– Прошу вас, Сергей Степанович, – пригласил Бондаренко на трибуну Большаков.

– Как следователь, – начал Бондаренко, – я обязан быть логиком, и логика подсказывает мне, что никакое общее собрание проводить нельзя. Категорически нельзя. Сейчас я постараюсь объяснить, почему разъяснительную работу надо проводить каждому в своем подразделении, а не выносить этот вопрос на общее обсуждение. – Сергей Степанович откашлялся и продолжил: – Мы все знаем, как трудно жилось нашему народу после войны. Тогда все основные продукты были нормированы, даже хлеб продавался по продуктовым карточкам. В стране были голод, холод, нищета, но партия твердо заявила: покончим с послевоенной разрухой, восстановим разрушенные фашистами заводы и фабрики, и тогда продуктовые карточки будут отменены. Что мы видим сейчас? Войны нет, оккупанты не топчут нашу землю, а карточки на продукты вновь появились. Давайте проведем логическую линию между причиной и следствием и выясним, что же породило талоны? Перестройка. До начала перестройки нормирования товаров народного потребления не было, а сейчас оно вновь возродилось, словно страна стоит на грани выживания.

– Я думаю, вы не правы, – заметил с места представитель горкома.

– Позвольте, я продолжу! – повысил голос Бондаренко. – От первой логической посылки перейдем ко второй. Закончилась перестройка? Нет! Кто же нам поверит, что нынешние талоны – это временное явление? Марксистско-ленинскую диалектику в школе не я один изучал. Развитие общества идет от малого к бо́льшему, от талонов на водку – к талонам вообще, на все подряд. Это, товарищи, не временные трудности, это – навсегда.