Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
И, естественно, среди избранных слинго-мам существовал разряд best of the best. Самые мощные, непобедимые, могущественные слинго-мамы действовали в паре со слинго-папами.
Итак, однажды жена выдала мне слинг и значительно посмотрела в глаза.
– Сзади делаешь крест-накрест, спереди – поперёк. И пропускаешь под ноги ребёнка…
– Нет! – вскричал я. – Мне надо работать по шесть часов в день! Я много курю!
Но спорить было бесполезно: жена закончила Институт кинематографии и сняла свой первый фильм в двадцать два года. На протяжении нескольких месяцев единолично командовала съёмочной группой, то есть дикой шайкой из пятидесяти творческих особей, каждая из которых желала самовыражения.
– Мы договаривались, – проскрежетала супруга. – Ты сам говорил, что не просто муж, а единомышленник!
– А вот чеченские мужчины вообще не берут детей на руки. Спартанское воспитание. А в Советском Союзе детей приучали к дисциплине и коллективу с первого для рождения…
Но жена только сверкнула глазами.
– Я не воспринимаю демагогию. Повторяю: сзади крест-накрест, спереди поперёк.
Меня принудили освоить азы слинго-техники и правила слинго-безопасности. Однажды я впервые самостоятельно приторочил к себе шестикилограммовое существо.
О том, чтобы выйти на улицу, не могло быть и речи.
Младенец сучил конечностями и приладился сосать отцовскую ключицу. Затем уснул.
– А ходить как? – шёпотом спросил я. – На цыпочках?
– Ни в коем случае, – ответила жена. – Ты не предпринимаешь никаких особенных действий. Делай, что хочешь. Разговаривай в полный голос. Ребёнок – не помидор, ему не нужна теплица.
Я совершил несколько пробных рейсов из кухни на балкон – и это было откровение. X век, иззубренные мечи, человеческие жертвоприношения – ерунда; во мгновение ока я продвинулся ещё дальше, в мутные, бесконечно древние эпохи, когда люди едва умели стоять на задних лапах. Вокруг меня завыл и заворочался враждебный, заросший чёрным лесом внешний мир. Зарычали саблезубые тигры, протрубили мамонты. Дочь крепко схватила меня за волосы на груди и уткнулась мокрым тёплым лицом, я чувствовал её лоб, губы, дёсны, твёрдые младенческие ноздри, жаркие дуновения её выдохов и биение сердца, – рядовой самец вида млекопитающих двуногих прямоходящих, я выполнил задачу, возложенную на меня богом. Я дал потомство. Перенёс в будущее свой генный набор.
В сорок три года невозможно фиксироваться на своём отцовстве. Прежние хлопоты никуда не исчезают. У меня был взрослый сын от первой жены, дырявые зубы, увесистые долги. У меня тяжело болела родная сестра, у меня ухудшилось зрение. Я весил шестьдесят два килограмма. От ежедневного – без выходных – сидения за компьютером я стал сутулиться, и на фотографиях напоминал средней руки диссидента, вернувшегося домой после пяти лет лагерей.
Ночами мне снились широкогрудые воины в смазанных жиром кольчугах, деревянные кумиры Перуна и Велеса, и двадцатилетний князь Владимир, оригинальный представитель своего яркого времени, причисленный ныне к лику святых: удавил родителей жены, зарезал брата, извёл бессчётное количество простолюдинов – и через реки крови привёл соплеменников в христианство. Жизнь человека ценилась дёшево, раба меняли на взрослого козла.
Я смотрел в глаза дочери – она всё ещё была подключена к потусторонней реальности, вокруг неё кружили демоны и тени предков, и дважды в месяц она страшно кричала во сне. Я смотрел в её глаза и видел там тысячу минувших поколений; предки подпрыгивали и рычали, выкусывали блох, швыряли камни, обгладывали кости, вонзали друг в друга ножи, снимали скудные урожаи, изобретали паровые машины, магазинные винтовки и луноходы, – и одновременно с этим исправно и непреложно переставляли самоё себя на тридцать, сорок, пятьдесят лет вперёд; гении, болваны, великие полководцы и полярные лётчики, эффективные менеджеры и крепкие хозяйственники, тираны и демократы, почвенники и западники, святые и грешники, русские и узбеки, чеченцы и якуты занимались тысячей разных дел; но однажды щёлкала Большая Кнопка – и каждый рожал себе подобного.
Жена привязывала дочь к груди и спине, носила её дома и на улице, кормила на ходу и сильно похудела. Чтобы существо не скучало, ему купили слинго-бусы – взрослый вешает их на шею, а младенец, соответственно, теребит и гложет, разминая дёсны.
Существо признавало только физический труд: если родитель готовил поесть, или убирался, или шёл в магазин, – привязанная дочь помалкивала, ибо соучаствовала. Но сидеть за компьютером с нею на руках было невозможно. В присутствии младенца интеллектуальная и творческая энергия не высвобождалась. Работа мозга требует сосредоточения – а сверхчувствительный, нежно сконструированный младенец предпочитает, чтобы взрослый уделял ему хотя бы часть внимания. Я стал работать меньше и быстрее. Деловые встречи длились не более получаса: в определённый момент я объявлял себя отцом новорождённой дочери и уходил.
К началу лета я превратился в полноценного слинго-самца. Выходя из дома по любой надобности, я приматывал существо к себе – и оно наслаждалось. Оглашало округу воплями радости и пыталось петь песни.
Жена провела контрольное занятие: могу ли я выдержать слинго-прогулку длительностью в два часа? Могу ли быстро размотать шарф – и тут же примотать? Я мог.
– Теперь ты готов, – сказала жена. – Завтра утром пойдёшь со мной. Тебе понравится.
Я знал, куда мы идём. Каждое воскресенье адепты тайного ордена собирались в «Старбаксе» возле метро «Фрунзенская». Наивные граждане, возжелавшие в такое время посидеть за столиком с книжкой или ноутбуком, обычно приходили в ужас и исчезали.
Слинго-мамы, все как одна физически крепкие, румяные, мускулистые, напоминающие героинь сталинского имперского кинематографа, появлялись, обвешанные гроздьями детей всех возрастов, и оглашали пространство приветственными междометиями. Годовалые дети привязывались к спине, полугодовалые – к груди, а выросшие, трёх- и четырёхлетние, путались под ногами. Кафе заполнялось детскими воплями. Дети визжали, пукали и опрокидывали стулья. Мелькали пелёнки и памперсы. Тут и там свободно извлекались розовые груди, и слинго-младенцы питались, не отходя от кассы. Царило полное равноправие: одни сектантки приезжали на метро, других привозили на чёрных «мерседесах» личные шофёры. Робкие мужья жались по углам, периодически их выдёргивали в центр сборища и предъявляли.
Я выдержал почти десять минут, после чего сбежал под благовидным предлогом: покурить. Для слинго-отца сигареты – спасение, на это указывал ещё Довлатов.
Но жена оказалась права: мне понравилось. По крайней мере, слинго-конференция не выглядела парадом дорогостоящих колясок. Почти все слинго-мамаши были веселы, свирепы и бесконечно уверены в себе. В прошлой жизни многие считали себя неудачницами, ходили на низкооплачиваемые работы, жили в тесных квартирах, набитых нелепыми родственниками. Другие пытались стать бизнес-леди и зарабатывали на этом неврозы. Затем погружались в материнство – и оно давало им ощущение реализованности. Жизни, проживаемой ярко и полноценно. Прижатый к телу ребёнок стимулировал выработку гормонов удовольствия, – и женщины прощались с работами, карьерами, профессиями, и рожали одного за другим, пока позволяло здоровье. Отборные слинго-шарфы хранились десятилетиями, пока наконец в сорок лет мать троих или четверых отпрысков не выходила на слинго-пенсию.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
