Итак, картина невротизма, как я уже сказал, была бынеполной, если бы не дополнялась соответствующей ему психотерапией.
Здесь дело даже не столько в анализе душевного состоянияпациента, сколько в невольной режиссуре невротического спектакля, еслипсихотерапевт – мужчина, и в невольном созерцательном соучастии в невротическомпредставлении, если психотерапевт – женщина.
Врач-психотерапевт в зависимости от своего пола проясняет иусиливает во внутреннем театре невротика либо сторону режиссера (рассудка),либо сторону публики (совести).
Разные виды психотерапии – это лишь разные названиясвоеобразных спектаклей, которые ставятся во внутреннем театре невротика:гипносуггестивная психотерапия разыгрывается в театре истерика, рациональнаяпсихотерапия – в театре неврастеника, психоанализ – в театре обсессивногоневротика.
Известная сродственность методов психотерапии и клиническихформ невротизма дает повод для размышления.
Рациональная психотерапия (начнем с нее), вероятно, придумананеврастениками. Чрезмерные социальные притязания, которые возникают у них напочве недоверия к социальной реальности и которыми они буквально «зашпоривают»себя, требуют рациональной компенсации, рассудочного поиска объективной причиныих душевного состояния, беспрестанной рационализации мотивов их поведения, итипичный неврастеник обычно ждет от своего врача поддержки этой взращенной всебе тенденции. Рациональная психотерапия есть, таким образом, своеобразныйрезонатор неврастении, в котором неврастенические тенденции невротикастановятся более рельефными и очерченными. Неврастеник в своей жизни болеевсего опирается на убедительность, доказательность, рациональную обоснованностьтех идей, которыми, как ему кажется, он руководствуется в своем поведении, ипотому наиболее эффективным для себя он сочтет лечение у того психотерапевта,который так же, как и он, придает значение исключительно разумным толкованиямвозникших жизненных проблем. Таким образом, и врач, и его пациент находятся водинаковой убежденности в том, что все эмоциональные проблемы личностиразрешаемы исключительно в плоскости рассудочно рационального подхода к этимпроблемам. Неврастеник особенно склонен доверять такому психотерапевту еще ипотому, что тот является для него представителем объективного знания, аобъективности знания неврастеник доверяет более всего.
Несоответствие внутреннего самоощущения внешнемусамовыражению создает у неврастеника (как у всякого невротика) предпосылку ксоциальной адаптации через маску, что, в свою очередь, раскрывает еговнутренний театр. И в этом театре врач, осуществляющий рациональнуюпсихотерапию, невольно и неосознаваемо выступает по отношению к невротику вкачестве режиссера, который организует его жизненное поведение, побуждает кпоиску своего благопристойного лица (на самом деле, социальной маски). При этомрациональная психотерапия направлена на то, чтобы сделать из неврастеника –социального актера по существу – режиссера, и все зависит от того, как долгоэтот актер будет играть роль «режиссера». (Весьма возможно, что роль этакончится, как только невротик расстанется со своим психотерапевтом.)
Невротик – а неврастеник в особенности – нуждается нестолько в психотерапевтическом методе как таковом, сколько в личностипсихотерапевта (врача, учителя, наставника), ему нужен конкретный человек,творчески осуществляющий свою личность и тем самым индуцирующий творческоестановление личности в невротике. Ведь настоящий психотерапевт – это, преждевсего, человек подлинного творческого раскрытия и глубокого нравственногопоиска, а вовсе не перегруженный многими объективными знаниями и методикамиспециалист.
Именно глубокая потребность невротика в личностипсихотерапевта создает предпосылку для прельщающего воздействия на него образа«гипнотизера» – некоего легендарного и воображаемого «властителя душ»,наделенного магической силой воздействия на болезнь и прочие состояния души итела.
Гипнотерапия – пароксизм театральности, типичный дляистерии. Истерический невроз был бы неполным без дополняющей его картинылечения гипнозом. Истерик стремится быть «идеальным» больным для своего«идеального» целителя. Иллюзия «совершенной» личности гипнотизера создаетиллюзорную свободу от иллюзорных симптомов истерии.
У истерической личности не все благополучно с совестью(«Истерия – дефект совести в вопросах здоровья»), рассудочная же деятельностьсвоеобразна и направлена в основном на то, чтобы явить миру образецблагопристойности; это всегда хорошая мина при плохой игре. Истерическаяличность ищет признания, и признания не только у публики, но и у режиссера. Вовсех отношениях она хочет быть «оцененной по достоинству». Она ищет режиссера,чтобы отделаться от сомнительной устойчивости своего рассудка, она нуждается впублике, чтобы успокоить свою совесть.
Истерическая личность, не знающая путей собственноготворческого становления, не правомочно принимает гипнотизера за свою идеальнуюполовую противоположность, становящуюся в этом звании своеобразнымвдохновителем истерического «творчества». Но это лишь прельщающий, эстетическийобраз «мага-волшебника».
Гипноз близок к сексуальному обольщению и в этом особенносозвучен истерии. Гипноз для истерической личности – благопристойная и, вместес тем, особенно сладкая сексуальная игра, против которой не возражает еерассудок, а совесть успокаивается тем, что это лишь «лечение».
Истерия всегда отдается во власть своего кумира, демона,бога, она жаждет, чтобы он был доволен ею, желает соответствовать ему хотя бы вчем-нибудь, она не столько идеализирует своего «властителя», сколько идолоизируетего.
Но не только она утверждает гипнотизера в таком «надмирном»звании, он сам имеет притязания стать богом для пациента, выдавая своюпрельщающую личину за лицо и даже лик. Гипноз дает истерику возможность выходаиз субъективной неуверенности в объективную определенность, но в пределах«владений» гипнотизера, который фантастически реализует мечту истерика бытьсовершенной личностью, но без борьбы и страданий творческого пути.
В своем внутреннем гипнотическом театре истерическаяличность, вся подчиненная режиссеру-гипнотизеру, выставляет напоказ иразыгрывает маски «больного» и «здорового», не сообразуясь с настояниямисовести, но неудержимо требуя объективного признания и аплодисментов в свойадрес так же, как и в адрес своего кумира, с которым совместно и ставит весьэтот спектакль-исцеление. В какой-то момент истерик действительно чувствуетсвою актерскую маску собственным обновленным лицом, он отождествляется с маской(вся гипносуггестия направлена на то, чтобы приладить эту маску к живому лицуневротика и заставить его забыть о существовании собственного лица), но маскаэта оправдывается только в психотерапевтическом спектакле, а не в жизни, и,чувствуя это, истерик окончательно привязывается к своему режиссеру-гипнотизеру,чтобы совместно с ним увлеченно перекраивать жизнь в театр. Именно здеськроется причина сосредоточенности истерика на своем враче, сосредоточенности,которую многие склонны рассматривать как осложнение гипносуггестивной терапии.Однако «осложнение» это возникает от того, что психотерапевт-гипнотизер сам неосознает конечного результата гипнотерапии – постановки особого драматическогоспектакля, в котором врач – невольный режиссер, а невротик – способный актер. Врезультате возникает нелепая ситуация, при которой актер, отработавший вместе срежиссером поведение своего сценического персонажа в этом спектакле, выводитсязатем в жизнь в той же роли, как будто сценическая условность и жизненныеобстоятельства это одно и то же.
