Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— И в чем дело?
И, стараясь быть честным с самим собой, Степан Больших ответил темноте за окном:
— Не звоню и не еду. Оттягиваю этот момент! А потому что страхи, от которых так легко и просто было очистить душу, как лук от шелухи, в том суровом горном пространстве, где важность и значение имели только настоящие чувства, дела, поступки, неведомым образом прочистившие мозги от неглавного, по возвращении в привычный мир, в общение с людьми с погружением в их проблемы, дела, поступки, незаметно вползли назад и удобно устроились на старом месте!
И так же незаметно вернулось на круги своя осознание того, что Станислава — это некое неизвестное явление в его жизни, с которым он, Степан Больших, никогда не сталкивался. И никакие полунакалы, получувства с отстраненностью и закрытостью душевной в отношениях с ней неприемлемы.
Да ничего из прошлого накопленного опыта общения, проживания с женщинами, в отношениях со Стаськой неприменимо и не работает. Это не Вера, и не Надя, и не одна из женщин, прошедших через его жизнь!
Если он придет к ней — то навсегда! Придет, чтобы не расставаться! Осознание этого вызывало чувства, схожие с теми, которые испытываешь, когда стоишь на краю бездны — страшно до жути и до жути хочется совершить этот полет — прыгнуть и изведать нечто такое!
И только чувство самосохранения останавливает от последнего шага…
И это пугало его до смерти — что никак по-другому у них не получится!
Доктора Больших пугало и останавливала от того самого последнего шага невозможность компромисса и привычной необремененности чувствами. Все он понимал и имел смелость признаваться себе без поблажек, стоя у темного окна, что вариантов-то всего два — либо он с ней, весь, с потрохами, всерьез и навсегда, — либо без нее, и тоже навсегда.
Мужик в тридцать девять лет — это не мальчишка в двадцать три и не юноша в тридцать!
Это мужчина, создавший, устроивший свой мир, удобный, комфортный, уютный и оттого безопасный, таким образом, который его устраивает больше всего, и ломать, внедряться в этот обустроенный мир он не позволит никому!
Но и жить без Стаськи перестало получаться!
Как-то исподволь и незаметно эта обыденная, каждодневная жизнь превратилась в серое, утратившее краски и радость бытие. И только воспоминания раскрашивали эту серость в цвета, заставляя мгновенно реагировать тело, когда перед глазами вставало, как у них все было, как она смотрела на него и кричала под ним от счастья!
Вот и выбирай!
Но он пока не выбрал.
Дав себе малоприятные характеристики, честно оценив свою трусость, все сказав себе мысленно, — он так и не выбрал!
За него выбрало уставшее подсознание. Само.
А достал потому что!
А может, ангел какой помог.
Степан отвез родителей, сидевших с Дениской, пока Анька была в больнице у мужа, домой, попил с ними чайку, поговорил. Дела семьи, родных он неизменно держал на контроле — помогал, устраивал, решал, разруливал, созванивался каждый день, если не находился в дальней командировке.
Уход за Юрой в больнице родственники распределили между собой, согласовав график — его родители, Юрины и Анна, Степана в распорядок не внесли, как участвующего в ином непростом рабочем графике. Он и так при любой возможности заезжал в больницу, проверял, как идет процесс восстановления, и развозил всех по домам.
Родители уговаривали остаться переночевать, но он отказался.
Услышав по «Авторадио» об ожидающей его впереди пробке, Степан свернул в объезд и, занятый своими мыслями, автоматически вел машину.
Когда Больших осознал и увидел, куда он приехал, холод пробежал у него по позвоночнику — не отдавая себе отчета, не думая о дороге, он оказался у Стаськиного подъезда!
Все возможные места парковки были заняты, был здесь и ее фордик. Стиснув зубы, Степан крутанул руль, вскарабкался на тротуар и остановил машину прямехонько у подъезда, выключил двигатель и остался сидеть на месте.
«И что дальше?»
Он пожалел, что не курит. Достал бы сигарету, прикурил, подумал, оправдывая сидение причиной: «Вот сейчас докурю!»
Ни причин, ни отговорок не находилось, хоть наизнанку вывернись!
«Что ты сидишь?! Делай что-нибудь! — приказал он себе. — Заведи машину и уезжай, если боишься до усеру! Или выйди и иди к ней!»
Препротивно пропищав домофоном, открылась железная подъездная дверь, выпуская на улицу женщину с детской коляской.
Одним движением Степан выскочил из машины, громко хлопнув на ходу дверцей, подлетел к женщине, придержал тяжелую дверь, пока она выкатывала коляску.
— Спасибо, — поблагодарила юная мать.
— Пожалуйста, — ответил автоматически Степан, вытянул руку, нажимая кнопку сигнализации на брелоке. Джип отозвался писком, оповестившим о включении охраны от разнообразных посягательств.
Больших шагнул в подъезд, дверь за его спиной медленно и плавно затворилась. Он постоял, прикрыл ладонью глаза.
«Стаська…» — подумал.
И вдруг сорвался с места и понесся, проигнорировав лифт, по лестнице, перемахивая по три ступеньки, и, не останавливаясь, не раздумывая больше, нажал кнопку звонка в ее квартиру и не отпускал!
Стаська переводила особо замороченный абзац любовной саги из французской жизни. Это и по-французски звучало как графоманская белиберда с ярко выраженным эротическим уклоном, а по-русски ей все какие-то «ланиты» в комплекте с «устами» лезли в голову, и от раздражения тянуло присовокупить «взор горящий со спертым дыханием»!
Господи, какая чушь!
Стаська хлопнула по клавиатуре ладонью, окончательно разозлившись.
— Сразу видно, «большой умственности человек» писал! — Она крутанулась на стуле и попеняла себе: — Ты имя родины высокое несешь, Игнатова? Вот и неси, переводи, чтобы было высокохудожественно!
Поворчала на себя, на писательницу притюкнутую, хоть и француженка, в день рождения которой, по всей видимости, природа с музой отдыхали!
Оттолкнулась ногами, откатилась на стуле от компьютерного стола, встала и пошла в кухню, кофе сварить.
Стася включила чайник, достала турку, кофе с полки, взяла чашку из посудной сушилки и…
И не донесла до столешницы, чашка выскользнула из пальцев, громко хлопнулась об пол, разлетелась на мелкие кусочки!
А у Стаськи почему-то сильно бухнуло сердце.
— Да что за ерунда! — возмутилась она непонятному трепыханию в «ланитах».
Раздраженно достала совок, веник, смела осколки и не высыпала, а вышвырнула в ведро.
Сердце бухало, бухало, бухало, не успокаиваясь!
Стаська остановилась, замерев и холодея от испуга, приложила ладошку к груди, где стучало набатом, вытворяющее черт-те что ее заполошное сердце, и почему-то подумала: «Что-то со Степаном!»
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
