Чжурчжэни-цзиньцы, сами в недавнем прошлом кочевники, напротив, сопротивлялись отчаянно. Алтан-хан слал навстречу монголам войско за войском. На просторах Великой Китайской равнины гремели кровопролитные битвы, сильно задерживающие продвижение монголов. Разъяренный Чингисхан начал все чаще прибегать к помощи волка. Бывали дни, когда он вообще не выпускал серебряную фигурку из рук. И враги дрогнули. Страх обессиливал их, лишал способности здраво мыслить и крепко держать в руках клинки.
Под Хуалаем монголы разгромили крупнейшую армию Цзинь. Погибших чжурчжэней было столько, что их мертвые тела усеяли все пространство на тридцать ли[23]вокруг. Опьянев от крови, нукеры Чингисхана уже не могли остановиться. Они врывались в деревни и города, громя все на своем пути. Храмы, дома, хранилища зерна предавались огню. В качестве добычи монголы признавали только скот, оружие, золото, серебро, фарфор и шелк. Копыта коней безжалостно топтали рассыпанный по улицам и дорогам рис — на корм коням он не годился, а сами степняки считали его слишком безвкусным, чтобы употреблять в пищу.
— Вперед, вперед! — рычал Чингисхан, сжимая в руке волка. — Рубите всех!
И началось невиданное истребление. Лишь сильные, молодые юноши и девушки имели шансы выжить в этой бойне — их угоняли в рабство. Всех остальных жестоко убивали. Трупы валялись повсюду. Дымы от сожженных поселений пятнали небо. Наколотых на колья младенцев клевали стервятники. Вороны так разжирели, что утратили способность летать. При приближении человека они лишь отбегали в сторону, раскрывая испачканные кровью клювы.
Мертвецов глодали собаки и одичавшие свиньи. Полчища крыс заполонили пустынные улицы разоренных городов, спеша урвать свой кусок на этом вселенском пиршестве.
В довершение всех ужасов монгольского нашествия кидани, мстя чжурчжэнам за прошлые обиды — когда-то киданьская империя Ляо пала под ударами первых императоров Цзинь — подняли восстание и присоединились к завоевателям.
Ханьцы испугались. Бросая дома и возделанные поля, они устремились на юг, за Хуанхе, туда, где обосновалась изгнанная чжурчжэнами династия Сун. Дороги заполнили толпы беглецов. «Там, где прошли монголы, трава перестает расти», — в страхе говорили они.
Долина Великой желтой реки обезлюдела. Тошнотворный запах тлена висел над сожженными, разрушенными поселениями. И вот войска Чингисхана подошли к столице Цзинь. До победы оставался всего один шаг.
— Я хотел мира для монголов, — возобновляя прерванный разговор, сказал Потрясатель Вселенной. — Мне нет никакого дела до китайцев.
— А разве они теперь не подданные твои? — вкрадчиво поинтересовалась Есуй.
Борте одарила татарку признательным взглядом. Она поняла — сестры решили выступить на ее стороне.
— Что толку от подданных, которые умеют только ковыряться в грязи, выращивая свой никчемный рис? — ответил вопросом на вопрос упрямый Чингисхан.
— Помимо риса эти люди изготавливают шелк, посуду, разные вещи, полезные в хозяйстве, — не уступала Борте. — Господин мой, разве режут корову, которая дает жирное молоко? Было бы мудро с твоей стороны присмотреться к пленникам из числа китайской знати. Не все они заслуживают смерти. Там наверняка есть и те, кто может управлять здешним народом во славу великого Чингисхана!
— Я должен подумать, — сердито ответил сын Есугея-багатура. — Все, мне надоело гулять!
И резко повернувшись, он широкими шагами направился к юрте. Борте с улыбкой проводила мужа взглядом, потом обратилась к Хулан:
— Милая хатун, твоя горячность хороша, когда ты возлежишь с нашим господином на мягком войлоке. Но впредь постарайся сдерживать себя, участвуя в наших беседах.
Утром следующего дня Чингисхан получил ответ от нового Алтан-хана Сюань Цзуна. В нем говорилось, что император Цзинь признает за владыкой всех монголов право управлять всеми подвластными ему народами, в знак примирения отправляет богатые дары и выражает надежду, что всего этого хватит для того, чтобы монголы вернулись в свои земли.
Дары были присланы к полудню. Возы с золотыми и серебряными монетами, тысяча мальчиков и тысяча девочек в нарядных халатах, три тысячи отборных скакунов, а сверх того — принцесса крови, княжна Цзи-гуо в золотом паланкине. Она предназначалась в супруги Чингисхану.
— Теперь, — довольно сказал он, разглядывая новую жену, — я ни за что не отступлюсь. Династия Цзинь будет стерта с лика земного! А сейчас я хочу прохлады. Эй, люди, седлайте коней. Мы идем на Долон-нор…
Как обычно, видение прерывается внезапно. Трясу головой, приходя в себя. Я все так же торчу на вершине скалистой гряды. Вечереет. Накрапывает мелкий дождик. Позади, далеко позади, в пяти-шести километрах — шоссе, на котором хорваты расстреляли колонну беженцев.
Прямо передо мной — ложбина, углубление между двумя рядами скал. На дне ее я вдруг замечаю… линзу. А чем еще может быть овальное мерцающее сияние, висящее в полуметре над землей? Точно — она. Рядом — бездымный костерок из сушняка, расстеленный спальник, рюкзак…
И бородатый человек в темных очках. Он сидит на камне метрах в двадцати внизу и приветливо машет мне рукой. Сердце на секунду сжимается — не от страха, но и не от радости.
Нефедов. Удивляться сил уже не осталось.
Черт, значит, я снова в игре. Как там сказал Соломон Рувимович? «Большая Интрига»? Знать бы еще, что это такое…
Натягиваю на лицо равнодушное выражение и начинаю спускаться, стараясь не вызвать камнепад.
Глава одиннадцатая
Что бы ты сделал?
— Привет! — весело скалится профессор.
— Сам привет… — бурчу я.
— Чайку?
— Кофейку. Ты как тут оказался?
— Да вот… Изучаю теорию этногенеза на практике.
— Ну, рассказывай.
— А с чего ты решил, что я буду тебе что-то рассказывать? — усмехается Нефедов.
Я улыбаюсь в ответ такой же иезуитской улыбкой.
— Игнат, я тебе нужен. Иначе ты не стал бы разыскивать меня в этой каше. Ну, а раз все это так, то давай уже не юлить друг с другом. Или…
— Что — или? — он напрягается, застывает на месте.
Я вижу отражение пламени костра в стеклах его затемненных очков. Мне смешно — мы разговариваем, как будто и не расставались, как будто находимся в долине Неш и впереди у нас вечность.
— Или я тоже тебе ничего не стану говорить.
— Хорошо, — Нефедов вздыхает. — Но чур все по-честному: откровенность за откровенность, договорились?
— Конечно, — я соглашаюсь легко. На пути к цели все средства хороши — он сам меня так учил.
