Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Я был слишком мал, чтобы дотянуться до прилавка. Да и Ванька мог передать карточку и деньги, только встав на цыпочки и вытянув руку. Продавцы знали нас и, думаю, никогда не обвешивали. Да и дружинники внимательно следили за взвешиванием. Буханки хлеба были неодинаковые по весу, а разным людям полагалось разное количество хлеба в зависимости от числа работающих и иждивенцев, — и продавцы резали и взвешивали хлеб на весах. Им редко удавалось отрезать точно, а поэтому к большому куску всегда прилагались маленькие довески. Иногда по два-три довеска.
Самый опасный момент наступал после получения хлеба, когда мы шли домой. Обычно мы старались дождаться взрослых с нашей улицы, чтобы идти с ними. Бывало, что на нас нападали другие мальчишки, чтобы отобрать хлеб, но Ванька всегда брал с собой отцовское шило и даже раз ткнул им одного мальчишку так, что тот заорал, как свинья под ножом. Я же ходил с двумя палками, которые сделал мне отец. В концы палок он утопил большие гвозди и залил их варом. Они тоже могли служить оружием, хотя были сделаны в большей степени мне для опоры, так как рифление на подошвах моих чуней сносилось, и они стали очень скользкими. Теперь они были мне почти впору, и я не мог положить много загата для утепления, поэтому ноги всегда мерзли. Ваньке повезло — у него были старые подшитые валенки.
На Новый год Валя и Аня были в школе на елке и получили в подарок по конфете, а мне и Ваньке выдали по одному ржаному прянику. Отец поставил маленькую елку, которую мы украсили гирляндами из разноцветной бумаги, сделанными нами самими.
В зимние месяцы мы получали всё меньше и меньше молока, так как мать морозила его на остаток зимы, когда корова не будет давать молока. Корова была стельная. Продуктов по карточкам выдавали всё меньше, а то и вовсе не выдавали. Всё время хотелось есть. Мы еще были в лучшем положении, чем другие, благодаря тому что летом могли поливать огород, и урожай был неплохой. Но имевшиеся овощи надо было растянуть до следующего лета, поэтому мать и отец добывали как могли дополнительное продовольствие. Однажды удалось обменять замороженное молоко на несколько зайцев. Зайчатина очень понравилась всем нам. Но всё-таки большую часть времени мы ходили голодными.
Однажды мы с Ванькой возвращались с хлебом домой. В котомке была одна буханка с двумя довесками. Один довесок был величиной в два спичечных коробка. Ванька предложил съесть его, но я запротестовал. Ванька уверял меня, что никто не узнает, если мы сами не скажем. Я был против. Я не мог себе представить, как мы можем обмануть остальных. Ванька выругался и съел этот кусочек. Я был потрясен! Я ничего не сказал ни ему, ни дома, но после этого мне расхотелось с ним разговаривать. Та близость, что возникла между нами со времени моей болезни прошлой зимой, исчезла и так никогда и не возобновилась.
НИЖНИЕ КИНЕРКИ
В конце января у меня сильно заболели ухо и горло. Пришел врач и, посветив мне фонариком в уши и рот, прописал какие-то капли. Мать бегала по всему Калтану, но нужного лекарства не нашла.
Мне прикладывали к уху и горлу горячие мешочки с солью, парили над чугунком с горячим отваром какой-то травы, закрыв одеялом, и поили этим же отваром, но стреляющая боль в ухе и боль в горле, из-за чего трудно было есть, продолжались довольно долго, пока не прорвало нарыв в ухе. Всё это время за мной ухаживали по очереди Аня, Валя и Ванька.
У Ваньки к этому времени валенки износились так, что починить их было невозможно, и теперь в очередях за хлебом стояли только Аня и Валя. В магазинах никакой обуви не было, но отцу удалось найти галоши, к которым он пришил обрезанные голенища от Ванькиных валенок, и тот снова отстаивал в очереди по утрам.
В конце февраля неожиданно приехал Петя в военной форме с погонами сержанта и в голубоватой авиационной шинели. Он пробыл у нас несколько дней, но мне с ним так и не удалось поговорить. Говорил он только с отцом и матерью, а нам, малышам, уделял мало внимания. Я так хотел продекламировать ему стихи, которые знал наизусть, но случая для этого не представилось.
Все разговоры за столом шли о трудностях нашей жизни. Отец решил, что нужно переезжать в деревню, так как с таким маленьким огородом нам не прожить, а дополнительные участки выделяют только за несколько километров от нас. Даже если и посадишь что-то, летом без присмотра всё украдут. Петя же считал, что надо оставаться на этой стройке, важной для страны, где со временем всё устроится; кроме того, он посоветовал отцу вступить в партию. Я тогда не понял, о какой партии шла речь. Петя уехал, даже не попрощавшись с нами, малышами.
В начале марта, когда солнце уже припекало так, что можно было снять ватник, отец ушел и отсутствовал несколько дней, а когда вернулся, сообщил, что нашел дом с большим огородом в деревне Нижние Кинерки, в пятнадцати километрах от Калтана, где ему предложили работу пилоправа на тамошнем участке леспромхоза ГРЭС. Там на лесозаготовках работали расконвоированные сибулонцы и вольные. Сибулонцами в наших краях называли заключенных. Это слово происходило от названия «Сибирское Управление Лагерями Особого Назначения». Слово «зеки» у нас в то время не употреблялось.
Мать с отцом решили переезжать в эту деревню. На стене магазина повесили объявление о продаже дома, и от покупателей не было отбоя, так как в то время в Калтане найти жилье было почти невозможно. Люди жили зимой в огромных палатках. Не давали жилья даже инженерно-техническим работникам, поэтому спрос на наш дом был очень большой, особенно из-за водяного насоса. Хорошо ли его продали, я не знаю. Отец, получив задаток, снова ушел в Нижние Кинерки и купил там выбранную им избу.
Настал апрель, и вот-вот должна была вскрыться река Кондома, а моста в Калтане через нее не было. Надо было срочно переезжать. Мать с Валей повели корову через реку по уже сильно подтаявшей ледовой дороге. Им предстояло пройти пешком пятнадцать километров: так как корова была стельной, ее боялись перевозить на грузовике по разбитым дорогам.
Приехал Алексей с шофером на полуторке, в которую они с отцом быстро погрузили нашу мебель, барахло, остатки картошки, овощей и сена, надели цепи на задние колеса и поспешили по ледовой дороге через Кондому. Подъехав к другому берегу, остановились. Там вода уже покрывала лед, а дорога на стыке льда и берега была совершенно разбита. Отец с шофером стали рубить кустарник, росший вдоль реки, и бросать его на этот стык, чтобы машина не провалилась при выезде на берег. Алексей в это время отмывал свою шинель, которую я заблевал, сидя у него на коленях в кабине, куда проникали выхлопные газы от мотора.
Затем все мы, кроме шофера, вышли на берег. Машина отъехала назад, а потом, разогнавшись, с воем выскочила по набросанным кустам на дорогу. После этого отец посадил меня с Аней и Ванькой в кузов и залез туда сам. В кузове бросало так, что нас чуть не выкидывало. Отец держал меня, а Аня — Ваньку.
Мать и Валю мы не догнали — они пошли прямо через горы, где уже пробивалась зелень, чтобы корова могла отдыхать и щипать свежую траву. Мы же ехали круговой дорогой по равнине вдоль Кондомы, а потом вдоль речки Кинерки. Хотя расстояние по дороге было всего двадцать пять километров, ехали мы очень долго. Полуторка то и дело застревала, и приходилось рубить кусты и бросать под колеса.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
