Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Наверное, именно прежняя глупость сделала Брайана Лавре таким понимающим.
Он больше не собирался бросать кого бы то ни было в подобном состоянии.
* * *
– Что с тобой, Бьярндир? – спрашивал странник у своих рук и снова устало откидывал голову назад. Над пальцами левой руки блестели его настоящие когти, но руки все равно продолжали мелко подрагивать.
Почему он вдруг отправил правду по почте? Да еще и с помощью девчонки? Сонные посылки – не самый надежный способ полакомиться клубком чужих потрясений. И пусть он перекусил по пути божественной сущностью… ничто ведь не могло сравниться с теми мгновениями, когда отдаешь своим жертвам горькую правду.
Она почти всегда горькая. Правда. В конце концов, это вам не пончик с глазурью. Да, у нее свои привкусы и полутона, но частенько некогда наслаждаться букетом вкуса.
Бригадир слишком поторопился; он должен был подождать еще. Довести до крайней точки, чтобы дальше – одна дорога, без вариантов и развилок. Теперь он успокаивал себя тем, что вдруг решил поиграть. Чем еще объяснить такой явный, напичканный прошлым сон? Это как письмо с подписью «С наилучшими пожеланиями, счастья-здоровья». Как подарок. А Бригадиры не делают подарков. По крайней мере, не выгодных им самим.
Поэтому Бьярндир предпочел списать все на скуку. Скука – вообще довольно приличное оправдание. Боги вон с каким размахом скучают: войны, засухи, природные катастрофы, кабельное телевидение…Чем Бригадиры хуже? Ответа два: «всем» и «ничем». При этом они друг друга не исключают, несмотря на все законы логики.
Винить во всем чересчур громкий зов было нелепо, всегда ведь можно и заткнуть уши. Не могло же это оказаться проявлением сострадания, правда? Бьярндир застонал, уткнувшись лицом в ладони. Череп стукнулся о когти, и странник тут же вскочил с места.
Что это с ним? Совсем расклеился? Если бы это было сострадание, он бы заодно и Жнеца попросил о маленькой услуге. А взамен бы даже разобрался с загадкой красного белья.
Это и вправду скука. Ведь теперь… теперь стало чуточку интереснее?
Губы Бригадира растянулись в улыбке. Где-то в тупике лабиринтов прошлого его истинная сущность обнажила клыки.
* * *
Зимой было особенно трудно. И не только потому, что постоянно хотелось спать. Все привыкли к законам природы: в белый сезон приходилось искать убежище. Ягоды у реки есть было нельзя. Сильный всегда подминал под себя слабого.
А самым сильным в чаще был Огнеглавый.
Он не жил здесь. Он приходил иногда: чаще всего зимой, во времена тишины, и уносил с собой много жизней. Тащил их за хвосты, бросал на свои страшные носилки, а порою почтительно перекидывал через плечо. Так простились с рогатой королевой; глупые рогачи уверились после этого, что Огнеглавого посылает Смерть. Кое-кто утверждал, что Огнеглавый и есть Смерть.
Ученик шамана в это не верил. Седеющий наставник не раз говаривал, что у жизни слишком много течений, а в чаще слишком много дорог, но даже это не делает все слухи правдивыми. Когда вокруг столько вероятностей, нельзя слепо верить в первую попавшуюся правду.
У ученика шамана было имя, и каждый обитатель чащи произносил его по-своему. В языке родного племени слышалось много хрипа и протяжной песни. Рогачи хрюкали, давясь слогами. Воришки цокали трижды, пичужкам требовалось чирикнуть всего раз, чтобы он повернул в их сторону свою косматую голову. А особенно длинно его имя звучало на языке ветра. Деревья молчали, но даже в их молчании ученик шамана безошибочно слышал обращенный к нему зов.
Чаща была хорошим домом даже страшной зимой, когда приходил Огнеглавый.
Но однажды тот, кто откликался на чужой зов, решил, что устал бояться. «Молодые часто совершают великие ошибки», – любил повторять шаман, а его ученик больше всего на свете жаждал совершить что-то великое, пусть даже и ошибку.
В белую тишину, когда сон и холод сковали чащобу, он вышел на тропу охоты. Он не спросил дозволения у своего народа, не посоветовался с духами и не спел ветру. Он не думал, захотят ли остальные знать правду так же сильно, как хотел он сам.
В морозное забвение он вышел навстречу своему величайшему страху и своей одержимости. Навстречу тому, в кого не верил. И высек из него красный огонь.
Если бы Бригадир помнил, он бы очень удивился тому, насколько каждое новое его лицо похоже на лицо Огнеглавого.
* * *
Лето закончилось, а с ним и долгая гонка, в которой прошлое никак не могло настигнуть своего хозяина и перед самым финишем вдруг подставило ему подножку. Итан Окделл, сирота, вскрытый скальпелями и ножницами, получивший непробиваемую кожу в секретной лаборатории, заново привыкал к жизни. За последние полгода привыкать приходилось уже во второй раз. И радости это не приносило никакой.
Привыкай к тому, что ты неуязвимый, Итан. Привыкай, что твоя подруга постоянно умирает. Привыкай, что за вами таскается сомнительный субъект, умеющий бегать на четвереньках. Привыкай, что у тебя была семья, которой тебя лишила авария. И привыкай, что за помощью ты теперь лазаешь в комиксы, но даже там не находишь ничего вразумительного.
Что делать? Несомненно, жить дальше. Как? На этот вопрос ответа не было. Была только Кэйлин, которая сходила с ума. Брайан, который уже сошел с ума, как иначе объяснить, что он пришел извиняться? И был дядя Миша, который появлялся иногда и начинал бормотать какой-то бред. Сам он называл это сказками, и Кэй всегда внимательно его слушала. Итан закатывал глаза, как бы отказываясь участвовать в этом балагане, но тоже невольно прислушивался. На волнах чужого голоса почему-то исчезала ноющая боль, которая, казалось, надолго прописалась теперь между ребер.
Итан знал, что дядя Миша снова спас ему жизнь: Кэйлинна сама рассказала, когда пришла наконец его навестить. Тогда она вела себя, как свихнувшаяся английская леди: постоянно просила чаю, говорила с еле уловимым акцентом, подносила к глазам несуществующее пенсне… в конце концов она очнулась, и Итан мгновенно забыл об этих странностях. Трудно вообще измерить «нормальность» того, чья жизнь зависит от чужих желаний. А вот когда дядя Миша рассказывал свои сказки, Кэйлин с ума вроде бы не сходила – оставалась все той же занозой, полной авантюризма и жажды приключений.
Однажды дядя Миша рассказал о ежике, который устал. Героями его историй всегда становились звери: то ли был в этом какой-то скрытый смысл, то ли он просто ассоциировал с ними своих знакомых, чтобы не называть имен. Впрочем, это было неважно.
Потому что ежик действительно устал.
«Жил он себе в лесу – не на самой уютной полянке, но все же – и немного беспокоился о тайнах. Ни у одного зверя в окру́ге не было столько тайн, сколько у ежа. Каждая тайна весила куда больше какого-нибудь яблока из сада, и вскоре случилась беда: груз стал непосильным, таким, что ежик уже не мог поднять на иголки даже никакой еды. Тогда-то он и устал. Настолько, что побрел, не разбирая дороги. И постоянно он утыкался в елочные иголки, и всякий раз, проходя мимо другого зверя, тяжко вздыхал.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
