Ладно, может, в следующий раз ему хватит сил. Его же никто не торопит, можно попытаться и в следующий месяц.
Черт с ним, с этим цыганом!
Голубка вышел из-за стены своих бойцов и подошел к Драгошу.
– Псих ты конченый, Драгош! – выплюнул Голубка.
– Ва-а-а-аля!
Драгош снова рассмеялся и прыгнул на Голубку, обняв того с такой силой, что было непонятно то ли задушить хотел, то ли ребра пересчитать. Но Голубка был в два раза крупнее этого дохляка, а потому так и стоял с обреченным видом, словно облитый дерьмом. Хотя не так далеко от правды это и было. Драгош вечно благоухал какими-то нечистотами. Драгош слез с Голубки и крепко ухватился за руку.
Голубка всеми силами пытался сдержать эмоции от столь хваткого рукопожатия.
– Сын у меня скоро родится, Валь! – смеялся Драгош.
– В курсе я, – тихо буркнул в ответ Голубка и не мог не заметить, что потеплело у него в душе при мысли о ребенке, пусть даже и не его.
Такое вот странное у них было партнерство. Они пытались убить друг друга уже одиннадцатый год подряд. Но в то же время слали друг другу открытки с поздравлениями о прибавлении в семействе. Три года назад Драгош даже подарил новый красный «Мерседес», когда у Валентина родилась Анюта. Правда, через неделю на точку Валентина снова напали, украли весь запас марихуаны и убили двоих человек. Пересчитав потери, Валентин понял, что это и был новый «Мерседес».
Они ругались на складе, Драгош выпячивал обиженную губу за то, что его снова наказывают количеством таблеток, потом радостно соглашался на сделку и обещал остановить нападения на точку Голубки. А потом все начиналось сначала. За десять лет этот замкнутый круг стал привычным.
– Куплю ему что-нибудь на эти пятьдесят килограммов, – Голубка подмигнул.
Драгош расхохотался. И Голубка позволил себе улыбнуться.
– Имя-то выбрал? – спросил Валентин.
– Сашко будет у меня!
Странный резкий хруст. Голова Драгоша наклонилась набок. Брызги окропили лицо Голубки. Он почуял запах крови.
Драгош завалился набок и упал замертво.
Из черного отверстия в виске сочилась темная жидкость, окропляя белоснежный снег в багровый цвет.
– Какого черта! – воскликнула Амелия, сосредоточенно вглядываясь в бинокль.
Она затаилась со своими людьми на небольшой холмистой возвышенности в нескольких сотнях метров от склада, откуда прекрасно просматривался каждый его угол. И все это время она, как и приказал Эрик, наблюдала за процессом сделки, пытаясь уберечь Голубку от неверного шага.
Но вот вроде они заключили сделку, и тут что-то пошло не так.
Амелия отняла бинокль от глаз, потому что и без него все, что происходило дальше, было предсказуемым.
На складе разразился гром выстрелов, люди забегали в суматохе, пытаясь укрыться от смертельных искр. Цыгане немедленно открыли огонь по людям Голубки, те в свою очередь открыли ответный, и вот уже через несколько секунд на складе появились первые трупы.
– Откуда стреляли? Ты видел, кто стрелял в Драгоша? – воскликнула Амелия. – Кто-нибудь видел, кто это был?
Амелия впала в привычную истерику и уже орала на своих восьмерых бойцов, которые также, как и она вооружились биноклями и оценивали обстановку.
– Я не видел!
– Я не успел!
– Я ни черта не понял! Все произошло так быстро!
Бойцы рапортовали в унисон.
Амелия лишь еще больше разозлилась от бесполезности своих мужчин.
– Амелия, что нам делать? – спросил один из них.
Амелия в отчаянии наблюдала за событиями на складе, у нее затряслись руки от того, что она не могла им помочь.
– Ничего не делаем! Эрик приказал не вмешиваться! И мы с места не встанем, пока стрельба не прекратится!
Голос Амелии был тверд и ровен. Она никогда не пойдет поперек приказа Эрика.
А в это время на складе не смолкал пулевой град, крики людей вторили разрывающим снежную ночь выстрелам. Бригада Драгоша оказалась под прицелом со всех сторон. Затаившиеся по периметру бойцы Голубки палили из невидимых укрытий.
Цыгане быстро сообразили, что это – западня: можно сколь угодно прятаться, но вспышка от вырывающихся из стволов пуль видна всегда. Поняв, что достать затаившихся невидимых бойцов невозможно, цыгане сосредоточили атаку из Калашниковых по тем стрелкам, что находились перед ними. Цыгане пытались достать их главаря, чтобы отомстить за смерть своего.
Голубка полз среди контейнеров, чувствуя, как горит правый бок. Пуля все-таки задела его, но он практически не чувствовал боли, кажется, пуля прошла навылет. Отец пытался найти Юру. В начавшейся сумятице они все попрыгали кто куда, лишь бы уйти с линии огня.
Валентин был настолько обескуражен убийством Драгоша, пытаясь сложить в уме все части непостижимой головоломки, что потерял драгоценные секунды и схватил пулю. И сейчас, ползая по снегу, Голубка пытался понять, когда же он дал знак или какой жест он сделал, что могло быть воспринято его людьми как знак открыть огонь. Но, анализируя вновь и вновь ход переговоров, Голубка все больше осознавал, что он ни разу не дал промаху. Он все это время держал руки в карманах пальто, и вытащил ладонь только для рукопожатия. В то время как знак стрелять был совершенно четким – надо было зажечь сигарету своей золотой зажигалкой.
Наконец, впереди показались знакомые брюки синего цвета, как и брюки Голубки. Его умиляло, что сын любит одеваться маленькой копией отца. Юрий, вообще, из всех детей испытывал самую сильную привязанность к отцу.
– Юрка! – крикнул Валентин и пополз к сыну.
Боль в боку становилась все интенсивнее.
Достигнув сына, Валентин потерял дар речи и даже забыл, как дышать.
Перед ним лежал его любимый сын. Пуля раскурочила мальцу шею, разорвав артерию, и тот умер почти мгновенно. Его рука так и застыла на шее, он до последнего цеплялся за жизнь, пытаясь остановить кровотечение.
Потрясенный Голубка заревел. Громко, неистово, до потери голоса. Но за перестрелкой его никто не слышал. Никто не услышал отцовскую боль от потери сына. Никто не кинулся к нему на помощь, никто не попытался его успокоить. Все были заняты войной, которую Валентин развернул сам. Может, он и не подавал знака, но он расположил двадцать дополнительных бойцов на складе, которые повторили за тем самым первым неизвестным выстрелом. Из-за этого загадочного первого выстрела умер шестнадцатилетний пацан.
Он даже ни разу не садился за руль, и ни разу не пробовал спиртное, послушно ожидая совершеннолетия, к которому Голубка готовился даже больше сына. Он представлял, как организует безумную громкую вечеринку, которая будет продолжаться целую неделю, где его сын будет напиваться дорогим коньяком и пробовать самых разных дорогих девочек. Голубка всем своим трем сыновьям организовывал подобные безумные Дни рождения. Но Юрка был особенным. И его День рождения должен был быть особенным.
