— Точно, точно. Давай сделаем вот что: Я буду рассказывать тебе страшный секрет обо мне, а ты в ответ сделаешь то же самое.
— Гм…
— Ой, перестань, — уговаривала я ее, — Мы сестры, мы должны узнать друг друга.
Она вертела в руках свой стакан.
— Хорошо. Ты первая.
— Ладно. Гм… Вчера был не первый раз, когда меня пыталась убить кучка капризных вампиров.
Она кивнула.
— Спасибо за то, что поделилась этим со мной.
— Теперь твоя очередь.
— Ах! Когда мне было восемь, Я украла пластиковый свисток.
— Лаура!
Она съежилась.
— Я знаю, знаю. Я так ужасно себя чувствовала потом, когда рассказала об этом маме и своему священнику. Который к тому же был моим отцом.
— Ради Бога, что же такого ужасного в этом признании? Я говорю о на самом деле ужасных, злых или греховных вещах.
— Воровство — это грех.
Я опустила голову на стол.
— Я подразумеваю действительно плохие вещи, а не детскую чепуху. У меня есть что сказать тебе, и я не смогу это сделать, если не почувствую себя немного ближе к тебе.
Ее глаза с любопытством округлились.
— Почему не сможешь?
Потому, что ненавижу рассказывать людям сокровенные вещи о них самих.
— Потому что я должна.
— Хорошо. Почему бы тебе не попробовать начать? — Она погладила меня по макушке. — Отпусти это. Ты почувствуешь себя лучше.
— Хорошо. Ладно. Ты знаешь, что твоя мама — дьявол и… — Ее губы сжались, но я продолжила. — И ты знаешь, как… — подожди минутку. Откуда ты знаешь, что твоя мама — дьявол?
— Мои родители рассказали мне.
— Твоя мама и священник? Я пыталась не глазеть на нее в изумлении, но мне это не удалось
— Да.
— Но как они узнали?
— Она им рассказала. Мне кажется, что она думала, что это будет забавно, что они избавятся от меня. И она … дьявол … явилась мне, когда мне было тринадцать.
Я заметила, что Лаура не говорила "моя мать." Ее губы были так плотно сжаты, что казалось, что они совсем исчезли.
— Она рассказала мне все. И о том, что это моя судьба — захватить мир и о том, как сильно она гордится мной, потому что я не похожа на кого-то кого еще…
Стакан треснул в ее руках. Он был практически пуст, но все-таки немного молока пролилось на стол, и я сильно испачкалась. Между тем, Лаура была очень рассержена.
— А это ее не касается, ты знаешь? Это вообще не ее дело! Это — моя жизнь, и я не верю в судьбу, предопределенность и прочее. Это не имеет значения! Я не хочу быть плохой, меня воспитали совсем по-другому. Меня воспитала не она, а мои мать и отец, и она не имеет права решать, как мне жить моей жизнью, и это так, это так, это именно так!
Это могло бы звучать как обычная антиродительская напыщенная речь от любого подростка, если бы в то время как она кричала ее светлые волосы медового оттенка не меняли бы цвет до глубокого красного, а в больших голубых глазах не появлялся зеленый яд. Я отклонялась от нее так далеко, как только могла, чуть не падая на пол, а она кричала мне в лицо.
— Хорошо, — сказала я. Я бы подняла руки, чтобы успокоить ее, но сделай я это, сидеть мне тогда на заднице на полу в Кафе Карибу. — Хорошо, Лаура. Все в порядке. Никто не заставит тебя ничего делать.
Она немного успокоилась.
— Прости. Я просто… из-за нее я становлюсь такой сумасшедшей.
— Все нормально.
— Я не такая.
— Хорошо.
— Я не буду такой.
— Хорошо, Лаура.
Я с замиранием следила за тем, как ее волосы светлели и светлели до тех пор, пока не вернулись к исходному цвету, а глаза из сощуренных зеленых стали большими и голубыми.
— Я уже говорила это прежде. Я не думаю, что твои родители определяют то, кем ты будешь.
— Конечно же, нет.
Я пыталась осмотреться вокруг так, чтобы она не заметила. Неужели никто не обратил внимание на ее преображение?
— Я не хотела расстроить тебя.
— Это не твоя ошибка.
Она нервно собирала осколки стакана и складывала их в салфетку.
— Я… эта тема для меня довольно чувствительна.
Ладно, я не буду снова обсуждать этот вопрос. Красный, значит, не беспокоить.
— Ммм… еще раз спасибо тебе за помощь вчера вечером. Я не справилась бы без тебя.
Ее улыбка не вернулась.
— Да, я знаю.
Глава 32
— Я должна встретиться с этой женщиной! — задыхалась Джессика.
— Это было нереально, — заявила я, — Совсем, абсолютно невообразимо. Если честно, я даже боялась отвести от нее глаза. Затем она взяла себя в руки и снова стала милой и хорошей как шоколадный пирог.
— Ха. Проявилась ее ужасная волшебная сущность?
— Никакого зла, кроме того, что ее волосы и глаза поменяли цвет. О, и еще она съела больше четырех маффинов.
— Это зло.
— Я знаю! Она все такая же худая как палка.
Джессика вручила Джорджу темно-синий моток пряжи. Мы были в подвале, где она обустроила маленькую комнату со шторами (закрывающими трубы на стенах), матрасами, большим количеством одеял и более чем с шестьюдесятью подушками. Один угол комнаты был полностью занят охапками разноцветными цепочек, связанных воздушными петлями. Джордж умел вязать только такие. Но тот факт, что он вязал и не приносил вред, был облегчением.
Казалось, что он не возражал против присутствия Джессики, которая находилась в его комнате. Хотя мы были осторожны — она никогда не оставалась с ним наедине. Пока я регулярно его кормила, он даже не поворачивал нос в ее сторону. Таким образом, Джессика читала ему, приносила пряжу, пыталась соблазнить его на фруктовый коктейль (которым он пренебрегал), и считала его очаровательным. Он был чистым и самостоятельно принимал душ. Я позаимствовала для него у Марка и Эрика много одежды, но он все равно отказывался носить носки и трусы. Джордж забирал предложенную ему пряжу, снимал с нее бумажную обертку и начинал сматывать ее в клубок.
Я перестала пользоваться Ноксемой (Noxema — бренд, специализирующийся на средствах по уходу за кожей), так как навечно останусь молодой, но вампиры пачкали лица так же, как и все. Маленькие одноразовые влажные салфетки оказались находкой, и теперь я всегда держу их в огромных количествах в своей сумочке.
— Я думаю, мы должны следить за ней.
— Ты разве не поняла этого еще после того, как она применила свое таинственное адское оружие?
