Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Патрокл — и трижды, опрокинутый ударом бога, падает, чтобы снова встать.
На четвертый раз путь ему преградил Гектор. Сверкнули молнии копий. Удар. Еще удар. Еще. Гектор пятился, тяжело дыша. Величайший герой Трои ничего не мог поделать с Патроклом. Потому что сейчас перед ним был не Патрокл — иной. Неуязвимый боец, Не-Вскормленный-Грудью, трижды поднявший руку на бога и оставшийся в живых...
Да, Гектор. Ты отступил еще на шаг.
Светящаяся тень (разве тени дано светиться?!) скользнула со стены вниз.
Нет. Не слышит. Взмах руки бога, и глухой шлем летит прочь с головы бойца.
Лопнули ремешки доспеха.
— Это не он! Не Ахилл! Это... — кругами от брошенного в воду камня покатилось вокруг.
Разом лишившись сил, Патрокл рванул превратившийся в оковы доспех, пытаясь высвободиться. Но какой-то ретивый троянец уже замахнулся копьем, коротко ткнул в спину — и почти одновременно копье Гектора вонзилось лже-Ахиллу в низ живота. Крик Патрокла был страшен.
Заставив отшатнуться и Гектора, и ретивого копейщика, и даже бога.
— Проклятье тебе, Феб, бьющий в спину! Подлец! Если б не ты, я бы сразил десять... двадцать таких, как Гектор! Прокля...
...Говорят, в Лидии есть такие паучихи, которые после близости пожирают обессиленных самцов. Лидийцы зовут их «ночными блудницами». Я не знаю, что хотят этим сказать лидийцы. Но иногда мне кажется, что победа — не женщина с крыльями. Победа — прожорливая пау-чиха, чья близость губительна. Ночная блудница. Не Ника[34]— Никто[35].
Сойдись с ней накоротке, и имя тебе: никто.
АНТИСТРОФА-1
Не загоняйте крыс в угол
Разом накатила усталость. Безразличие. Слабость. Все погибло. Замысел рухнул, погребая под собой хитроумных глупцов. Рядом охнул Диомед: схватился за раненую ногу и сел, почти упал. Остатки гаснущего прозрения мерцали под плотно сомкнутыми веками: упоенный победой Гектор спешит завладеть доспехами убитого... безвольно опустив руки, пятятся назад ахейцы... словно сквозь воду, сквозь сонное забытье, сквозь текучую вязкость смолы, преодолевая путы слабости и отчаяния, к телу Патрокла рвутся трое: оба Аякса и белобрысый Менелай...
Пыльная пелена.
Слепота.
У рыжего закружилась голова, ион поспешил опуститься на песок рядом с аргосским ванактом. Чуть в стороне обнаружился ванакт микенский: тоже сидел на песке, уставясь пустыми глазами в одному ему ведомую даль. Или глубину. Или, если начистоту: бездну. Рана открылась, повязка насквозь промокла, но не телесная боль терзала сейчас гордого Атрида.
— Все.
Слово получилось маленьким и горьким. Завязь, раздумавшая становиться плодом. Диомед в ответ лишь молча кивнул.
Не удивился.
Ничего не спросил.
От речных гатей вырвалась колесница. Возничий мучил коней стрекалом, гоня их к валу. Без доспеха, без шлема, бесстыдно нагой, словно в день появления на свет, зато с «лакедемонским серпом» в руке — малыш Лигерон сейчас был невменяем.
Вот он. Здесь.
Спрыгнул на ходу; опередив коней, схватил под уздцы, останавливая. Рванул так, что едва не завалил всю упряжку. Отчетливо хрустнуло дышло.
— Где Патрокл?!! Дядя Одиссей, ты... ты же обещал!.. И, забыв или боясь дождаться ответа, выбежал на самый гребень.
Замер, всматриваясь.
Когда Не-Вскормленный-Грудью наконец повернулся и обвел взглядом растерзанный лагерь. Одиссей торопливо уставился в землю. Отчего-то казалось, что лицо малыша в этот миг должно быть подобно лику Медузы Горгоны[36], обращавшей людей в камень. Дядя Алким рассказывал; Прекраснейшая стала чудовищем от отчаяния, изнасилованная Колебателем Земли...
За спиной раздался тихий, хриплый голос вождя вождей. Бывшего вождя вождей:
— Я помню твою клятву, сын Пелея. Я... У старшего Атрида не хватило сил. Выдохнул только:
— ...Вот. На коленях. Перед тобой. И еще, одним горлом:
— ...спаси нас.
Одиссей наконец отважился взглянуть на малыша. Сын Пелея-Счастливчика и Фетиды Глубинной не слушал былого обидчика. Торжество? Упоение? Нет. Пади сейчас небо на колени: тщетно. Малыш уходил от долгожданного покаяния, повернувшись спиной, уходил прочь, без движения стоя на валу и глядя в поле, где другие люди бились за тело убитого друга — брата! наставника! возлюбленного!.. — он стоял, а мнилось, что уходит вверх.
Просто вверх.
Внизу безраздельно царила война. Убивая, умирая и вновь возвращаясь. Малыш стоял долго. Он стоял вечно, а потом закричал. Небо действительно упало на колени. Раскололось. Брызнуло ужасом. Одиссей мгновенно оглох, сидевший рядом Диомед зажал руками уши, в тщетной попытке уберечь их от жуткого, нелюдского вопля боли, ярости и ненависти.
Тщетно.
Крик рушился отовсюду.
И эхом откликалось дитя у предела, плача и смеясь.
— Дядя Одиссей, мне надоело играть. Я устал. Я боюсь, что выиграю.
— Не бойся.
— Дядя Одиссей, здесь скучно. Это плохая игра. Можно, я поиграю во что-нибудь другое?
— Поиграй в царя мертвецов...
Одиссей вскочил. Пошатнулся. С трудом устоял на ногах. Превратившись в малого идола пред великим кумиром, рыжий смотрел, как валятся замертво, пораженные криком Лигерона, бегущие в первых рядах троянцы, как ветер гонит назад уцелевших, наполняя сердца священным ужасом. Мрачное облако сошло на нагую фигуру малыша, подсвеченное изнутри, будто туча, пожравшая закат; боевой эгидой пал на плечи белый огонь и затвердел сияющим доспехом — шлем скрыл лицо, пожаром мерцая из глазных прорезей, а руку отяготил щит, где были и земля, и небо, и звезды, и народы, враждующие меж собой. Словно неуязвимость оборотня вскипала страшной пеной, вырываясь наружу; словно истинная сущность выдавливалась изо всех пор смертного тела, творя чудо.
Впервые Одиссей видел, как человек становится богом.
По полю к сыну Пелея уже мчалась его колесница — пустая, без возницы. То ли кони сами учуяли хозяина, то ли... Не важно. Сейчас это было уже не важно.
Неуязвимый Ахилл, новый бог Войны, вновь вышел в поле.
И мы вцепились в войну зубами.
Троада.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98