Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
– Зачем же тогда ты водил нас за нос? Зачем нужны были эти фокусы с голубым воздухом?
– Ты ничего не понял, Порозов. Я не собирался потакать вашему любопытству, это все было ради Базила. Когда Омелька умрет, у этих людей не останется никакой другой защиты, кроме меня и вас. Они должны нам доверять. Они должны видеть в нас тех, кто способен их защитить – сильных и умелых. Пусть будут фокусы, главное, чтобы действенные. Люди должны знать, что Омелька оставляет нас вместо себя. На время, пока ее место не займет преемница. Постарайся и ты не выставлять себя врагом.
– Умрет? И ты так спокойно говоришь об этом? Может, ты уже и Хозяина нашел, но считаешь визит к нему бесполезным?
– Нет, Порозов, – холодно ответил Оболонский, – Хозяин мне не по зубам. Боюсь, я даже не знаю таких людей, которым он по зубам. И моли Бога, чтобы мы нашли способ его остановить до того, как он пустит в ход всю свою силу.
Мрачность тона, с которой были сказаны последние слова, поразила даже Алексея. Он нахмурился, обдумывая сказанное, однако Оболонский внезапно встрепенулся, привстал на стременах и неожиданно послал лошадь в галоп.
– Удачей будет то, если мы вообще застанем ее живой! – крикнул он, не оборачиваясь.
Глава восьмая
Островерхая крыша одинокого домика посреди моря камыша выделялась как куропатка среди цыплят. Через высокую шелестящую траву вела тонкая петляющая тропинка, то и дело ныряющая в хлипкое нагромождение почерневших веток, наваленных на ямку с болотной водой. Всадники спешили, хотя за исключением одного человека никто не понимал, к чему такая спешка. Из-под копыт взлетали комья грязи – даже в такую сушь земля здесь была пропитана водой, ветки невысоких деревьев или кустов хлестали по бокам лошадей, тучи оводов радостным гулом поприветствовали новую добычу, но скоро отстали, не способные тягаться в такой скорости.
Домик стоял на горке, открытый всем ветрам. Высоты ему, как оказалось, добавляли сваи, а точнее, четыре срубленных в половину человеческого роста ствола усохших деревьев, вспученные корни которых большей частью повылазили из земли и торчали под избой белесыми крученными змеями. Сказочная избушка на курьих ножках выглядела не слишком страшной – такие же подслеповатые оконца, черные бревна и камышовая крыша были в большинстве домов окрестных сел и хуторов, однако Базил с глухим стоном соскочил с лошади, на которой сидел позади Стефки, и замер на границе камышового моря как истукан.
– Ты что? – обернулся Стефка, останавливаясь и спешиваясь.
– Не можно, – испуганно прошептал лесник на подкашивающихся коленях, – никак не можно. Госпожа не звала.
– Брось, Базил, мы уже тут.
– Что я наделал, госпожа-матушка? Что я наделал? Зачем привел чужаков к тебе? – сокрушался тот, заламывая руки, – Не лиши меня твоей помощи, коли нужда придет!..
– Я ждала тебя, – вдруг внятно сказал хриплый старческий голос, – Подойди ближе.
Лесник встрепенулся, широко распахнул глаза и торжественно пошел вперед. И только увидев, что рядом с лежащей на земле старой женщиной на коленях стоит Оболонский, понял, что эти слова предназначались не ему.
Омелька не была ни худой, ни полной. Широкая рубаха и юбка скрывали скрюченную дугой спину, оттого казалась старуха круглым колобком. Но лицо ее больше напоминало скелет, обтянутый кожей. Стара, очень стара, подумал Оболонский, но дряхлой вовсе не была – без труда прошла часа три, миновав расстояние от места, где был убит оборотень, в свою избушку. Не слишком сильна, как колдунья, а округой правит скорее силой собственного авторитета и знанием каждой кочки, цветочка, лешего или водяного. Ее наверняка немало боятся, опасаются с ней ссориться, но уважают до слепого почитания. Есть в ней и ведьмачий дар.
Что еще он знал о ней? Да, пожалуй, что и ничего. Феры предпочитают держаться подальше от тауматургов, а те тоже не питают любви к колдунам да ведьмам – вот и все отношения.
Но сейчас перед ним лежала не злобная ведунья, он видел лишь страдающую старую женщину, на глазах теряющую последние силы.
– Я попробую помочь, – Константин поднял руку с зажатым между пальцами амулетом, но старуха твердо отвела ее.
– Брось, – неожиданно зычно сказала она, – Я уже свое отжила. Не трать время попусту.
Оболонский нехотя кивнул, нагнувшись, чтобы поддержать седую растрепанную голову, неуклонно закатывающуюся назад.
– Ты, конечно, хочешь знать, кто правит оборотнями да водными? И я хотела. Четыре месяца искала, а так и не нашла. Он хитрый, следов не оставляет. Водяники его страх как боятся, даже мне не сказали, кто это, а я уж, поверь, спрашивать умею. Он сильный, берегись его, волшебник, – скороговоркой проговорила женщина, на глазах теряя силы. Оболонский еще ниже нагнулся, чтобы расслышать почти невнятный шепот, – Пойдешь в Холотову рощу, кликнешь моим именем Петрушу, он поможет, чем сможет. Только будь с ним построже, баловаться любит…, – она неожиданно сильно вцепилась в мужскую ладонь и неуловимым движением проткнула кожу булавкой, которую искусно прятала в другой руке. Оболонский с досадой отдернул руку, но на землю с ладони успела скатиться капля крови. Старуха скосила вниз глаза и удовлетворенно откинулась назад.
– Ну вот и все, родимый, залог оставлен, – с блаженной улыбкой опять внятно сказала Омелька, закрывая глаза, – Ты справишься, я сразу почуяла в тебе это… ты сильный… справедливый… Слышишь землю? Я завещаю тебе защищать ее, волшебник, как дитя родное. Ну вот и все. Теперь я могу уйти с миром.
Улыбка так и осталась на ее обрамленном седыми прядями лице, старческом, сморщенном, в пятнах от солнца и прожитых лет, даже когда дыхание совсем покинуло ее.
Константин бережно уложил тело на землю, сложил сухонькие, коричневые от загара многотрудные руки на груди, поправил громоздкий амулет-оберег из плетеных веточек, ягод, камней, косточек.
– Зря ты это сделала, колдунья, – с грустной улыбкой тихо сказал он, – Твои чары меня не остановят, и здесь я надолго не задержусь. Выбрала бы ты себе преемника получше. А Хозяина я и без твоих напутствий найду.
Базил медленно бухнулся на колени рядом с мертвой Омелькой и громко запричитал-застонал…
– Эй, чародей, ты куда? – Порозов только и успел, что удивленно крикнуть вслед, как камышовое море поглотило ускакавшего всадника.
Ненадолго Оболонский заглянул на хутор. Услышав быстрый топот копыт, Лукич оторвался от непременной сортировки собственных запасов и удивленно поднял голову.
– Константин Фердинандович, – радостно вскочил фуражир, размахивая зажатой в руке связкой чьих-то клыкастых зубов, как молодка нарядными бусами.
– Как Аська? – первым делом спросил Оболонский, энергично спешиваясь.
– Добра, добра, – раздался бодрый, молодой, чуть картавящий голос откуда-то сбоку. Асметтин полулежал в теньке под яблоней, вытянув раненую ногу, аккуратно перевязанную чистой холстиной от паха до колена, и строгал деревянную ложку. Ложка получалась не ахти, корявая да кривая, неумелый мастер срезал слишком много не там, где надо, и оставлял там, где надо бы убрать, но не унывал: умение – дело наживное. Неизменная широкая улыбка расцветала на юном лице всякий раз, как Аська замечал обращенное на него внимание.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
