Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Но если речь не идет о действительных «других людях», которые в некотором смысле требуют от нас постоянной (хоть в какой-то степени) включенности в наши с ними отношения, то в случае объектов, подобных «Канту», мы вполне можем и «отключиться». «Канта» легко свернуть в слово «Кант» – он, как говорится, ни есть, ни пить не просит, – и на том успокоиться, а потом вспомнить о нем, если это потребуется. С «другими людьми» ситуация другая: они с регулярностью способны преподносить нам сюрпризы, так что мы постоянно прокручиваем силами «дефолт-системы мозга» свои с ними отношения, представляем себе различные ситуации, разговоры и т. д.[79]
В этой специфической навязчивости, впрочем, ничего удивительного нет: если я сохраняю в объекте неизвестную «х» (то есть не могу быть уверен, что он точно поведет себя так, а не иначе), вариативность моего будущего, связанного с этим объектом, существенно увеличивается. Я в некотором смысле даже жду от «других людей», что они выкинут какой-то фортель, будут вести себя «неправильно», а потому мне надо просчитывать варианты своего поведения на случай таких случаев. И я занимаюсь этим всякий раз, как только не решаю какую-то конкретную, часто совершенно утилитарную задачу.
В отношении остальных объектов, которые кажутся мне понятными и предсказуемыми, я не должен находиться в подобном напряжении, ведь они кажутся мне понятными и предсказуемыми, а потому дополнительные расчеты возможных вариантов развития будущих событий мне, вроде бы, и не требуются. Это тем более так, если я еще и нечасто с ними (на просторах своего внутреннего психического пространства) сталкиваюсь, как, например, с «Кантом». Зачем считать этот «объект» хоть в чем-то неизвестным, если это повлечет за собой трату энергии и волнение по поводу того, что он сделает что-то, с чем мне придется разбираться?
Таким образом, мы даем своей интеллектуальной функции поработать над созданием того или иного интеллектуального объекта, затем сворачиваем его до некой единичности и отправляем куда-нибудь в «нижний мозг». То есть, по существу, вся эта наша активность ограничивается достаточно простой номинацией: я наделю объект именем/названием, а дальше он уже в рамках моего псевдомышения отправляется, так сказать, по волнам моего индивидуального мира интеллектуальной функции. Надо ли еще раз говорить, что в этот самый момент подлинная реальность от нас и ускользает?
Именно такие случаи прекрасно описываются лингвистикой, предполагающей, что у всякого «объекта» есть его «знак» (означающее – например, «Кант») и его «значение» (означаемое – то, например, что я знаю о «Канте»). По сути, это разделение и есть основная наша языковая игра: предполагается, что мы имеем и то, что знаем, и то, как это обозначается. Но знаем мы в таком случае лишь объяснение одних слов другими, и к действительной реальности такого рода игра не имеет никакого отношения. Иными словами, то, что хорошо в целях лингвистики, не так прекрасно для методологии мышления.
Впрочем, давайте продумаем это чуть более основательно – в конце концов, именно интеллектуальная функция и создает во мне все интеллектуальные объекты (и «специальные», и, понятно, все прочие). Итак, «знак» (имя) и его «значение» (нарратив) – не более чем формальные обозначения того, что происходит в пространстве нашего мышления на самом деле. Это как расстояние между нулем (0) и единицей (1), которое кажется дистанцией в один шаг, хотя в действительности 0 и 1 – лишь фиксируют границы, а внутри этих границ вполне может расположиться не одна бесконечность – несчетное множество чисел, причем разных – рациональных, вещественных, комплексных, а также всяческих кватернионов, октонионов, седенионов и т. д. и т. п. Всё это, грубо говоря, можно при желании запихнуть в этот один шаг. Так что, сворачивая некий интеллектуальный объект – сколь угодно большой объект – до мельчайшей, торчащей на поверхности номинации (названия/имени), интеллектуальная функция не совершает каких-то особых чудес.
Как это происходит, я, хотя, конечно, и очень условно, показал выше как раз на примере создания интеллектуального объекта «Кант». По сути, если как-то формализовать описание этого процесса и посмотреть на него как на методологический принцип, то мы получаем следующую формулу.
Во-первых, есть «нечто, мне неизвестное» – некая скрытая от меня реальность, о которой я пытаюсь составить какое-то свое представление. Понятно, что, если уж соответствующая озадаченность во мне возникла, я испытываю чувство неопределенности, а чтобы уйти от него, я должен попытаться эту нехватку снять, сделав это «нечто, мне неизвестное» «понятным».
Итак, озадаченность порождает во мне некую нехватку – мне недостает понимания, а точнее – мне недостает интеллектуальных объектов, связь с которыми данной «неизвестности» всё бы мне «объяснила». И я начинаю сканировать свое внутреннее психическое пространство на предмет поиска соответствующих интеллектуальных объектов. Я пытаюсь снять испытываемую мною нехватку, помещая «нечто, мне неизвестное» в некие смежные (гипотетические, подходящие этому «неизвестному») контексты – что думают о «философии Канта» другие люди, которые этим вопросом специально занимались, как он жил – «философ Кант», как его мысль и философская система повлияли на развитие научной мысли, что менеджерам было бы неплохо знать о «Канте» и т. д. и т. п. (выше я привел много примеров).
Всё это прокручивание того, что было прежде для меня чем-то «неизвестным» (в отношениях с интеллектуальными объектами, которые я рассматриваю как «известное»), увеличивает в моем внутреннем психическом пространстве его объем и массу, что, образно говоря, как бы материализует ту «пустотность» («нечто, мне неизвестное»), с которой я изначально имел дело в своей озадаченности. По большому счету, конечно, я просто создаю некое движение других интеллектуальных объектов вокруг этой неизвестности и пытаюсь усмотреть в происходящем ось вращения (всё в точности так, как когда мы говорили о «личностном "я”»). Эта ось, по сути, новый, нарождающийся во мне сложный интеллектуальный объект – то, что возникает здесь. Это во-вторых.
Впрочем, здесь есть нюанс, и это третье: представим себе «Канта» в контексте, например, бильярда или его сложносочиненных отношений с дряхлым слугой, а потом в контексте, например, роли Канта в мировой философии. Получается как-то странно – вроде бы, думается про один и тот же объект, но сказать, чтобы эти единичные представления естественно и гармонично вкладывались одно в другое, – сложно.
Соответственно, каждое такое отношение, определяемое различными контекстами (отношениями с разными интеллектуальными объектами), дает мне что-то вроде еще одного дополнительного внутреннего измерения этого моего интеллектуального объекта. И чем больше количество таких измерений, тем сложнее (и в каком-то смысле «тяжелее», «весомее») становится этот объект в моем внутреннем психическом пространстве. Теперь в нем, самом по себе, возможно огромное количество перекрестных связей, а следовательно, возникает всё большее и большее количество элементов, он как бы распухает во мне. Причем всё это происходит в одном этом условном шаге, между нулем и единицей!
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
